Семь столпов мудрости

Мы свободно вздохнули, радуясь, что удачно проскочили первый блокгауз под Шедией. Немного повременив, мы поехали дальше, надеясь вскоре пересечь линию железной дороги. Но время опять тянулось, а ее все не было видно. Наступила полночь, мы ехали уже шесть часов, и Ллойд стал с горечью говорить, что этак мы к утру доедем до Багдада. Железной дороги здесь быть и не могло. Торн увидел вдали ряд деревьев, и ему показалось, что они движутся. Мы тут же передернули затворы, но это действительно были всего лишь деревья.

Мы уже расстались с надеждой и теперь ехали беспечно, клевали носом в своих седлах, не в силах бороться с опускавшимися от усталости веками. Внезапно моя Рима словно потеряла самообладание. Она с пронзительным визгом метнулась в сторону от дороги, едва не выбросив меня из седла, диким рывком перепрыгнула два наноса песка и канаву и бросилась плашмя на покрытую густым слоем пыли землю. Я ударил ее по голове, она поднялась на ноги и нервно зашагала вперед. Индийские верблюды снова остались далеко позади. Через час перед нами показался неясно вырисовывавшийся нанос, последний в эту ночь. По мере нашего приближения он принимал все более необычную форму, и по его длине стали видны темные пятна, которые могли бы быть выходами дренажных труб. Живой интерес подстегнул наше дремавшее сознание, и, словно почувствовав это, верблюды, прибавив ходу, бесшумно двинулись вперед. По мере нашего приближения вдоль кромки наноса стали видны какие-то острые пики. То были телеграфные столбы. На миг нас насторожила фигура с белой головой, но она стояла совершенно неподвижно, и мы поняли, что это верстовой столб.

Мы быстро остановили отряд и поехали вперед, чтобы выяснить, что кроется за тишиной этого места, настороженно ожидая, что темнота обрушится на нас огнем винтовочных залпов. Но никаких признаков тревоги не было. Доехав до насыпи, мы увидели, что она пустынна. Мы спешились и, пройдя ярдов по двести во все стороны, убедились в том, что нигде нет ни души. Здесь мы могли перевести караван.

Мы приказали немедленно пересечь дорогу и уходить на восток, в дружелюбную пустыню, а сами уселись на рельсы под гудевшими проводами, наблюдая, как темные фигуры животных выплывают из мрака, чуть слышно шаркая по балласту полотна, перекатывались через него и уходили мимо нас в темноту в полной тишине, свойственной ночному движению каравана верблюдов. Наконец прошел последний из верблюдов, и мы всей маленькой группой подошли к телеграфному столбу. После короткого спора Торн медленно влез на него, ухватился за нижний провод и по крюкам изоляторов, как по лестнице, поднялся наверх. Через секунду столб качнулся, раздался звенящий металлический звук, концы обрезанного провода взвились в воздух, сорвались с шести или больше столбов по обе стороны и упали на землю. За первым проводом последовали второй и третий; они с шумом падали, извиваясь на каменистом грунте, и ни единого ответного звука не донеслось к нам из ночной тьмы: значит, мы правильно вышли и оказались на одинаково далеком расстоянии от обоих блокгаузов. Торн с израненными ладонями соскользнул на землю с шатавшегося столба. Мы прервали отдых наших верблюдов и поехали вдогонку каравану. Еще через час мы объявили привал до рассвета, но еще до этого услышали донесшиеся с севера несколько винтовочных выстрелов и пулеметную стрельбу. Видимо, Али и Абдель Кадеру не так повезло с переходом через линию.

Утром следующего дня мы, двигаясь под сияющим солнцем параллельно железной дороге, поприветствовали салютом первый поезд из Маана и повернули внутрь страны через незнакомую нам Джеферскую равнину. Приближался полдень, и солнце набирало силу, вызывая миражи над разогревшейся поверхностью пустыни. Мы ехали на расстоянии от отряда и видели некоторых наших людей словно погруженными в серебристый поток, других – плававшими по его изменчивой поверхности, то растягивавшейся, то сжимавшейся при раскачивании верблюда и с каждой неровностью грунта.

Сразу после полудня мы увидели Ауду, скромно расположившегося в поломанных кустах юго-западнее колодцев. Он встретил нас как-то скованно. Большие шатры с его женщинами были расположены в стороне, вне досягаемости турецкой авиации. Несколько человек из племени товейха яростно спорили по поводу распределения жалованья между племенами. Старик был раздосадован, что мы застали его в неподходящий момент.

Я тактично сделал все, что мог, чтобы сгладить промах. Это возымело успех: арабы заулыбались, а это у них означало наполовину выигранную стычку. Пока этого было достаточно. Мы объявили перерыв, чтобы поесть с Мухаммедом и Дейланом. Менее открытый, чем Ауда, он был лучшим дипломатом. Ауда очень гостеприимно предложил нам блюдо с рисом, мясом и сушеными помидорами. Мухаммед, оставаясь в душе крестьянином, готовил отлично.