Читаем Семь столпов мудрости полностью

Мы забрели в тенистую пальмовую рощу у самого уреза плескавшихся морских волн и сидели там, глядя на то, как наши солдаты проходили мимо нас. Это была сплошная череда безучастных ко всему раскрасневшихся лиц, не обращавших на нас никакого внимания. Долгие месяцы Акаба доминировала в наших мыслях, она являлась нашей главной целью. Мы не думали и не желали думать ни о чем другом. Теперь, когда она была нами взята, мы с невольным пренебрежением смотрели на тех, кто потратил невероятные усилия для захвата объекта, обладание которым ровно ничего не изменило по большому счету ни в сознании людей, ни в условиях их физического существования. В свете этой победы нам с трудом удавалось осознать самих себя и свое место. Мы разговаривали с удивлением, сидели опустошенные, теребили свои белые рубахи и вряд ли могли понять сами или же услышать от кого-то, что в действительности происходит. Суета других представлялась нам нереальностью, похожей на сон, пение, доносившееся до наших ушей, словно исходило из глубокой воды. В недоумении, вызываемом нашей теперешней невостребованностью, мы не могли дать себе отчета в том, что же ждет нас дальше. Для меня это было особенно тяжело, потому что, хотя взгляд мой был достаточно острым, я никогда не видел отдельных черт тех, за кого отвечал, всегда смотрел куда-то мимо, выстраивая в своем воображении духовную сущность того или другого. Я, по сути, не знал этих людей. Сегодня каждый был настолько поглощен своими желаниями, что словно воплощался в них и утрачивал всякую способность мыслить.

Однако голод настойчиво выводил нас из транса. У нас теперь было семьсот пленных, кроме наших собственных пятисот солдат и двух тысяч ожидавшихся союзников. У нас совсем не было денег, и последние продукты были съедены два дня назад. Мяса наших верховых верблюдов хватило бы на шесть недель, но оно – скверный и дорогой рацион. К тому же, пойди мы на это, и в будущем лишились бы своей мобильности.

Кроны пальм над нашими головами гнулись от обилия незрелых фиников. Вкус этих плодов в сыром виде был просто отвратительным. Варка делала их немногим более приемлемыми, поэтому перед нами и нашими пленными встала печальная дилемма: либо постоянный голод, либо мучившие целыми днями от подобного питания дикие боли. Потребление традиционного набора продуктов в установленные для каждого приема пищи часы на протяжении всей жизни приучило организм англичанина к определенному и строгому режиму питания. Однако порой мы называем благородным словом «голод» лишь симптом того, что у нас в желудке есть несколько кубических сантиметров свободного места для добавочного количества пищи.

У араба же голод выражался воплем тела, долгое время работавшего впустую и терявшего сознание от слабости. Арабы жили, съедая лишь малую долю общего количества пищи, потребляемой нами, и их организмы самым исчерпывающим образом утилизировали то, это они съедали. Армия кочевников небогато снабжала землю удобрением в виде собственных отходов. Сорок два пленных офицера доставляли нам невыносимые неудобства. Их охватило отвращение, когда они узнали, как скверно мы снабжались провиантом. Вначале они просто думали, что их обманывают, и требовали деликатесов, как если бы в наших седельных сумках был спрятан весь Каир. Чтобы отделаться от них, мы с Насиром отправлялись спать. Это был самый лучший способ избавиться от навязчивого общества. В пустыне мы так и делали: избавлялись от людей и мух только тогда, когда ложились на спину, прикрыв лицо плащом, и засыпали или же притворялись спящими.

Вечером нашей первой реакцией на осознание своего успеха было то, что мы принялись раздумывать над тем, как удержать захваченную Акабу. Мы постановили, что Ауда должен вернуться в Гувейру. Его прикроют там крутые склоны Штара и пески. Фактически он будет в достаточной безопасности. Но мы решили сделать его пребывание в Гувейре еще более безопасным, приняв дополнительные меры предосторожности, а именно – выдвинуть аванпост в двадцати милях к северу от него, среди неприступных каменных руин Набатейской Петры, и наладить связь с ним через аванпост в Делаге. Ауде предстояло также послать своих солдат в Батру, чтобы они расположились полукругом, составив четыре позиции вокруг границы Маанского нагорья, перекрыв все пути к Акабе.

Эти четыре позиции существовали независимо одна от другой. Мы наблюдали за тем, как турки развертывали энергичное наступление против одного из укрепленных постов, и, потрясенные, терпели целый месяц всевозможные неудобства. Лишенные возможности угрожать трем остальным, они чесали у себя в затылке, удивляясь, почему не пали другие посты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии