- Сколько было? Трудно припомнить. Впрочем, погоди... - шляхтич растопырил руку и начал считать по пальцам. - Агнешка первая, потом Анна, за ней, дай бог памяти, Мария, - пан Гемба вздохнул, немного помолчал, - Мария, голубушка моя, эта та, у которой сердечко было ласковое. Четвертая была Ядвига. Ого! Татарин, а не женщина! Она меня на день в комнату запирала, а к себе только ночью допускала, да и то лишь, когда ей хотелось. Вот недобрая была женщина! Ох, и недобрая! Боже, неужели ты ей это простишь? Пятая - Зофья. Шестая - вновь Агнешка. Красивая, статная, великолепная женщина! А как она ходила! Как со слугами обращалась! Настоящая княгиня!
- Действительно, ладная история - шестерых жен пережить, - сказал квестарь. - Не каждый это сумеет. Знавал я одного, тот еще женихом так высох, что прежде чем ксендз благословил его, бедняга протянул ноги. Меня только удивляет, что ваша милость за седьмой молодкой тянется, словно какой-нибудь подсолнечник за солнцем.
- Тоска меня гложет смертная. Я люблю веселье и супружеские беседы. Пусть бы иногда и покрикивала, лишь бы пусто в доме не было.
- Если так, то пан Литера причинил -тебе обиду смертную, за что обязательно попадет в ад. У меня к нему тоже дело есть, так что не избежать ему вечных мук. Я уж постараюсь об этом, но теперь обратим наши помыслы к пище. Мойше все приготовил и ждет.
Молодая еврейка подавала на стол. Пан Гемба, одолеваемый воспоминаниями, все еще продолжал грустить и кушал без всякого аппетита, схватил лишь баранью ножку и, меланхолически орудуя над ней, заглатывал внушительные куски мяса. Брат Макарий действовал более активно и пил по очереди за упокой души всех бывших жен шляхтича.
Эконом в беседу не вмешивался, но подвинулся поближе к столу и тоже занялся едой. Мойше стоял около стола, горестно причмокивал губами, качал головой и при каждом новом кувшине вина печально охал, словно отрывал его от своего сердца.
- Не хнычь ты тут, иудей, - рассердился на него квестарь, - ведь всякую охоту к еде отбиваешь, а это великий грех. Я только хотел тебе сказать, что кормишь ты не хуже Матеуша. Но теперь, вижу, что ты никудышный хозяин.
- А разве я могу быть уверен в ваших кошельках?
- Ой, нехорошо, Мойше, - воскликнул брат Макарий, - нехорошо сомневаться в щедрости благородного шляхтича и отбивать аппетит у бедного квестаря.
Пан Гемба повернулся к корчмарю и схватил его за пышную бороду.
- Вот дам я тебе выволочку, как бог свят!
- Ой, пан, зачем вы обижаете? Разве я сказал что-нибудь? Ну, хорошо, хорошо. Ведь я знаю, что вы - пан богатый и кошелек у вас увесистый.
- Ну, так давай еще два кувшина вина, да поскорее!
- Что делать, дам. - Мойше вытащил из рук шляхтича украшение своего лица и убрался в угол.
- Тоскливо мне, почтенный поп. Ты должен придумать какое-нибудь remedium, иначе от меня одни кости останутся и придется мне отправляться в небесную обитель.
Брат Макарий ел так, что за ушами трещало, а речи пана Гембы пропускал мимо ушей и отвечал на них мычанием. Жирная подливка к баранине капала ему на рясу, но он не обращал внимания. Его монашеское одеяние уже давно лоснилось от множества таких пятен и было сильно засалено, это надежно защищало квестаря от дождя и сырости. Шляхтич между тем присматривался к эконому, который под его взглядом весь съежился, пытаясь спрятать лицо.
- Знаю я одну песенку, она тебе слух порадует, - сказал квестарь, уминая жаркое, - но ее не пристало петь вдовцу.
Пан Гемба недовольно поморщился и что-то пробормотал, не спуская глаз с эконома.
У меня была девчонка,
Тра-ля-ля, тра-ля-ля...
запел квестарь, размахивая полуобгрызенной костью.
- А это кто? - вдруг спросил шляхтич, показывая пальцем на эконома, который, испугавшись, уронил кубок, залез под стол и долго искал его там.
- Да тут один человек хочет в монастырь вступить и ходит вместе со мной, чтобы совершенствоваться в разных добродетелях.
- Я его знаю, - заявил пан Гемба, - только не припомню, где видел.
- Он старый грешник, поэтому ты, пан Гемба, должен его знать, но не забивай этим себе голову - он не стоит твоего внимания. Давай лучше споем. Мотив запомнить легко.
У меня была девчонка,
Тра-ля-ля, тра-ля-ля!
Носик, как у поросенка,
Тра-ля-ля, тра-ля-ля.
Шляхтич стал вторить, но голос у него был хриплый и песня не звучала.
Внезапно эконом, сгорбившись, рванулся к двери и скрылся в темноте. Квестарь бросился за ним. Пан Гемба в изумлении раскрыл рот, так и не допев "тра-ля-ля".
Брат Макарий сразу наткнулся на эконома, который бросился к нему и прилип словно репей. Впотьмах квестарь нащупал на шее эконома веревку.
- Отец мой, - испуганно лепетал эконом, - найди какой-нибудь сук покрепче и повесь меня, как раньше хотел.
Брат Макарий догрыз кость и спокойно ответил:
- Я же говорил, что ты балбес, почтенный пан эконом.
- Повесь меня, отче преподобный, - скулил эконом, - пожалей моих деток.
- Побойся бога, что тебе вдруг охота припала болтаться на ветке? А что будет с вином, которое ты мне обещал? Ты думаешь так легко отделаться от меня? Ах, подлец, тебе крепкого стало жаль! Нет, брат, не выйдет!