Читаем Семь смертных грехов полностью

- Сколько было? Трудно припомнить. Впрочем, погоди... - шляхтич растопырил руку и начал считать по пальцам. - Агнешка первая, потом Анна, за ней, дай бог памяти, Мария, - пан Гемба вздохнул, немного помолчал, - Мария, голубушка моя, эта та, у которой сердечко было ласковое. Четвертая была Ядвига. Ого! Татарин, а не женщина! Она меня на день в комнату запирала, а к себе только ночью допускала, да и то лишь, когда ей хотелось. Вот недобрая была женщина! Ох, и недобрая! Боже, неужели ты ей это простишь? Пятая - Зофья. Шестая - вновь Агнешка. Красивая, статная, великолепная женщина! А как она ходила! Как со слугами обращалась! Настоящая княгиня!

- Действительно, ладная история - шестерых жен пережить, - сказал квестарь. - Не каждый это сумеет. Знавал я одного, тот еще женихом так высох, что прежде чем ксендз благословил его, бедняга протянул ноги. Меня только удивляет, что ваша милость за седьмой молодкой тянется, словно какой-нибудь подсолнечник за солнцем.

- Тоска меня гложет смертная. Я люблю веселье и супружеские беседы. Пусть бы иногда и покрикивала, лишь бы пусто в доме не было.

- Если так, то пан Литера причинил -тебе обиду смертную, за что обязательно попадет в ад. У меня к нему тоже дело есть, так что не избежать ему вечных мук. Я уж постараюсь об этом, но теперь обратим наши помыслы к пище. Мойше все приготовил и ждет.

Молодая еврейка подавала на стол. Пан Гемба, одолеваемый воспоминаниями, все еще продолжал грустить и кушал без всякого аппетита, схватил лишь баранью ножку и, меланхолически орудуя над ней, заглатывал внушительные куски мяса. Брат Макарий действовал более активно и пил по очереди за упокой души всех бывших жен шляхтича.

Эконом в беседу не вмешивался, но подвинулся поближе к столу и тоже занялся едой. Мойше стоял около стола, горестно причмокивал губами, качал головой и при каждом новом кувшине вина печально охал, словно отрывал его от своего сердца.

- Не хнычь ты тут, иудей, - рассердился на него квестарь, - ведь всякую охоту к еде отбиваешь, а это великий грех. Я только хотел тебе сказать, что кормишь ты не хуже Матеуша. Но теперь, вижу, что ты никудышный хозяин.

- А разве я могу быть уверен в ваших кошельках?

- Ой, нехорошо, Мойше, - воскликнул брат Макарий, - нехорошо сомневаться в щедрости благородного шляхтича и отбивать аппетит у бедного квестаря.

Пан Гемба повернулся к корчмарю и схватил его за пышную бороду.

- Вот дам я тебе выволочку, как бог свят!

- Ой, пан, зачем вы обижаете? Разве я сказал что-нибудь? Ну, хорошо, хорошо. Ведь я знаю, что вы - пан богатый и кошелек у вас увесистый.

- Ну, так давай еще два кувшина вина, да поскорее!

- Что делать, дам. - Мойше вытащил из рук шляхтича украшение своего лица и убрался в угол.

- Тоскливо мне, почтенный поп. Ты должен придумать какое-нибудь remedium, иначе от меня одни кости останутся и придется мне отправляться в небесную обитель.

Брат Макарий ел так, что за ушами трещало, а речи пана Гембы пропускал мимо ушей и отвечал на них мычанием. Жирная подливка к баранине капала ему на рясу, но он не обращал внимания. Его монашеское одеяние уже давно лоснилось от множества таких пятен и было сильно засалено, это надежно защищало квестаря от дождя и сырости. Шляхтич между тем присматривался к эконому, который под его взглядом весь съежился, пытаясь спрятать лицо.

- Знаю я одну песенку, она тебе слух порадует, - сказал квестарь, уминая жаркое, - но ее не пристало петь вдовцу.

Пан Гемба недовольно поморщился и что-то пробормотал, не спуская глаз с эконома.

У меня была девчонка,

Тра-ля-ля, тра-ля-ля...

запел квестарь, размахивая полуобгрызенной костью.

- А это кто? - вдруг спросил шляхтич, показывая пальцем на эконома, который, испугавшись, уронил кубок, залез под стол и долго искал его там.

- Да тут один человек хочет в монастырь вступить и ходит вместе со мной, чтобы совершенствоваться в разных добродетелях.

- Я его знаю, - заявил пан Гемба, - только не припомню, где видел.

- Он старый грешник, поэтому ты, пан Гемба, должен его знать, но не забивай этим себе голову - он не стоит твоего внимания. Давай лучше споем. Мотив запомнить легко.

У меня была девчонка,

Тра-ля-ля, тра-ля-ля!

Носик, как у поросенка,

Тра-ля-ля, тра-ля-ля.

Шляхтич стал вторить, но голос у него был хриплый и песня не звучала.

Внезапно эконом, сгорбившись, рванулся к двери и скрылся в темноте. Квестарь бросился за ним. Пан Гемба в изумлении раскрыл рот, так и не допев "тра-ля-ля".

Брат Макарий сразу наткнулся на эконома, который бросился к нему и прилип словно репей. Впотьмах квестарь нащупал на шее эконома веревку.

- Отец мой, - испуганно лепетал эконом, - найди какой-нибудь сук покрепче и повесь меня, как раньше хотел.

Брат Макарий догрыз кость и спокойно ответил:

- Я же говорил, что ты балбес, почтенный пан эконом.

- Повесь меня, отче преподобный, - скулил эконом, - пожалей моих деток.

- Побойся бога, что тебе вдруг охота припала болтаться на ветке? А что будет с вином, которое ты мне обещал? Ты думаешь так легко отделаться от меня? Ах, подлец, тебе крепкого стало жаль! Нет, брат, не выйдет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное