Он сделает все возможное для того, чтобы не дать Халявину умереть слишком быстро. Он доведет показательное наказание до логического завершения. Заставит беглого зэка испить мученическую чашу до дна. И когда он станет умирать и растрескавшимся языком попросит воды, исполнит эту просьбу. Для этого он заставит его сокамерников, с которыми разберется немного позже, дрочить в кружку, наполнив ее до краев спермой. Именно это угощение вместо воды, собирался он поднести умирающему зэку.
Ну, а чтобы предназначенный для показательной экзекуции объект не отбросил копыта в начале представления, над ним, изрядно поработает тюремная медицина. Доктор под завязку накачает его обезболивающими для того, чтобы объект мучился как можно дольше, но не умер от болевого шока. И тогда беглец до конца изопьет чашу позора и унижения, окунется в фантастический океан боли, что уготован ему мстительным капитаном.
Его телу, издохшему и начинающему подванивать в осенние теплые дни, надлежит находиться на колу еще несколько дней. Провинившемуся зэку будет поручено дежурить у кола, с начавшим разлагаться трупом, и шевелить палкой муравейник, не давая его обитателям покоя. Заставляя муравьев снова и снова в ярости бросаться на гниющее тело. И лишь когда на колу останется висеть лишь начисто обглоданный скелет с зияющими провалами пустых глазниц, эта часть показательно-воспитательного процесса будет завершена.
Затем он перейдет ко второй части воспитательной работы, где наказуемыми будут сокамерники казненного зэка. Почему не донесли о готовящемся побеге, не воспрепятствовали в осуществлении гнусного замысла. За это они должны ответить, как и за то, что после побега, вздумали бунтовать, давая беглецу шанс уйти подальше. Оттягивая силы тюремной охраны, отвлекая их на себя, не давая возможности броситься за беглецом. Из-за их неповиновения, потеряно столько драгоценного времени, результатом чего стала многодневная, изматывающая погоня.
Сбитых ног, сорванного дыхания, ночевок на холодной сырой земле он им не простит. Их ждет наказание, пусть и не смертельное, но не менее страшное и поучительное.
Сперва они поживут в карцере, где их будут ежедневно и еженощно дубасить молодцы из охраны, проведшие несколько дней и ночей в лесу, в поисках беглого зэка. Они-то хапнули горя побольше, нежели он. Он хоть и был педерастом, но окончил военное училище с отличием не только благодаря привлекательной и безотказной заднице, всегда благосклонно оттопыренной в сторону начальства. Кроме премудростей извращенного секса, его научили многому полезному его наставники, всегда относившиеся благосклонно к смазливому и понятливому, чернявому юноше, всегда готовому ради учебы к дополнительному общению с учителями.
Задница ему, конечно, изрядно помогла в процессе получения красного диплома, но побегать и пострелять, ему все-таки пришлось, не меньше прочих курсантов. К подобного рода пробежкам, что порой затягиваются на несколько суток, с ночевками на сырой земле, в дождь и непогоду, когда огонь разжигать строго-настрого запрещено, он за годы учебы привык. Не раз учителя устраивали подобные вылазки на природу, тренируя силу воли, выносливость у будущих офицеров. Вот только к чему ему все это. Родной кабинет куда как приятнее непролазных лесных дебрей, кишащие всякой мерзостью. Охранникам, отправившихся на поимку беглеца под его началом, которым все это в диковинку, не позавидуешь. Они не рассчитывали на подобные нагрузки. И если в начале гонки они торопились, буквально летели от едва сдерживаемого возбуждения, а глаза их горели огнем, то к вечеру все переменилось. Жестокое разочарование ожидало их. Легкой прогулки не получилось, более того, она превратилась в многодневное, изматывающее действо. К вечеру их глаза потухли, они едва волочили ноги, с трудом переставляя их, пробираясь сквозь лесной бурелом, мечтая о привале.
До окончания погони осталось всего ничего. Шалмин был уверен в этом. Люди из тюремной охраны и прежде не отличавшиеся особой любовью к заключенным, вконец возненавидят их, из-за того мерзавца, на преследование которого было истрачено столько сил. Но он готов применить оружие, чтобы не дать подчиненным голыми руками разорвать в клочья ненавистного зэка, когда его все-таки поймают. Он доставит его обратно в целости и сохранности, чтобы прилюдно сделать с ним все то, о чем мечтал лежа на стылой земле бесконечно длинными, стылыми осенними ночами.
Разделавшись с Халявиным, он примется за его сокамерников, которые не могли не догадываться о готовящемся побеге. И ведь никто не донес тюремному начальству о злонамеренных планах заключенного. Значит, они с ним заодно, а стало быть, и наказание должны понести вместе с ним. Пускай оно будет менее суровым, нежели у главного виновника, но не менее поучительным. Пусть все знают, как карается преступное молчание, и делают для себя выводы. Он научит их докладывать обо всем подозрительном, даже если сокамерник просто не так вздохнет, повернется, или пернет во сне.