Антонио молча кивнул и полез в машину. «Роллс-ройс» медленно тронулся по гравийной дороге. Из-под колес столбом поднялась пыль и посыпались в разные стороны мелкие камешки.
Густаво, по своему обыкновению, коротал время в клубе за чтением газет. Сегодня библиотека была практически пуста. Очевидно, президент Вашингтон Луис собрал ведущих производителей кофе на экстренную встречу, чтобы обсудить с ними рухнувшие цены на кофе. И в ресторане, несмотря на обеденное время, посетителей тоже было мало.
Осушив третий стакан виски, Густаво вдруг вспомнил свою жену. Какой бледной и уставшей она ему показалась, когда прощалась с ним три недели тому назад. Он страшно скучал по ней. Казалось, после ее отъезда сам дом сжался в своих размерах и снова стал таким же унылым и бездушным, каким был до их свадьбы с Изабеллой.
Сейчас, в отсутствие жены, Густаво все чаще стал замечать, что мать по-прежнему обращается с ним словно с маленьким капризным мальчишкой, постоянно диктует, указывает, что и как делать. Отец, уже давно смирившийся с тем, что наследник не силен в финансовых вопросах, отмахивался от сына как от назойливой мухи, если Густаво позволял себе осторожно поинтересоваться состоянием дел на их кофейных плантациях.
Заказав себе очередную порцию виски, Густаво недовольно поморщился, вспомнив о том, как холодно он отреагировал на новость о прогрессирующей болезни тещи. А ведь он всегда гордился тем, что по натуре был человеком жалостливым. Помнится, в детстве мать лишь недовольно фыркала, когда заставала своего маленького сына в саду, плачущим над мертвой птичкой.
– Ты слишком чувствительный, – корила его мать. – А ты ведь мальчик, Густаво. Не забывай об этом. Учись не выставлять свои чувства напоказ.
И вот результат. Ему стало легче
Густаво тяжело вздохнул. Хотя он и раньше понимал, что Изабелла не любит его и никогда не полюбит так, как он сам любил ее, все же он надеялся, что после того, как они поженятся, ее привязанность к нему хоть немного окрепнет. Но вместо этого он постоянно чувствовал ее все более возрастающую отчужденность, особенно когда они занимались любовью. И так было всегда, с самого начала. А в последнее время он все чаще ловил на себе ее взгляд, в котором странным образом уживались жалость к нему и нечто, похожее на откровенную неприязнь. Мысль о том, что он для своей жены стал таким же сплошным разочарованием, как и для родителей, угнетала Густаво и еще более укрепляла в нем комплекс неполноценности.
А то обстоятельство, что Изабелла до сих пор так и не смогла забеременеть, лишь усиливало его упаднические настроения. Кругом неудачник. Вот и в глазах матери он читал насмешливое осуждение. Слабак. Не способен даже исполнить подобающим образом свой супружеский долг. То есть, и как мужчина, он тоже ни на что не годен. Хотя с момента вступления в брак Густаво считался официальным
Мимо прошел официант с подносом. Увидел, что стакан пуст, и забрал его.
– Вам повторить, сеньор? – спросил он автоматически, ожидая увидеть обычный согласный кивок. Официант даже приготовился отойти, чтобы подать новую порцию виски, но в этот момент Густаво с большим усилием выдавил из себя:
– Нет, спасибо. Если можно, кофе.
– Сей момент, сеньор.
Глотая горячую, обжигающую жидкость, он продолжал размышлять о своей пока еще не очень продолжительной супружеской жизни. И впервые был вынужден признаться самому себе, что за тот короткий промежуток времени, что они с Изабеллой вместе, их отношения заметно ухудшились. Спустя всего лишь полгода после свадьбы они уже, можно сказать, ведут раздельное существование. И в этом виноват прежде всего он сам. Постоянно торчит в клубе, пытаясь утопить все свои комплексы в спиртном.
С пугающей ясностью Густаво вдруг увидел, как и почему от него отвернулась жена.
Неудивительно, что она так несчастна. С одной стороны – ледяная враждебность свекрови, с другой – муж, не просыхающий от пьянства, поглощенный жалостью к самому себе. И что может чувствовать в подобной ситуации Изабелла? Только то, что она совершила ужасную ошибку, выйдя за него замуж.
– Но ведь я люблю ее, – едва слышно прошептал Густаво, уставившись на дно кофейной чашки.