Семь сестер

– Какая тишина вокруг! – мечтательно воскликнула Маргарида, беря подругу под руку. – Только пчелы жужжат, собирая свой нектар. Изабелла, с тобой правда все в порядке?

– Чистая правда, – подтвердила Изабелла. Выпитое за обедом вино немного успокоило ее и почти помогло обрести прежнее душевное равновесие.

– Тогда пообещай мне, что впредь ты не позволишь Лорену ставить себя в неловкое положение.

– Обещаю! – клятвенно заверила подругу Изабелла. – Но как странно, – вдруг воскликнула она, когда они двинулись дальше в глубь сада, огороженного со всех сторон аккуратно подстриженной зеленой изгородью из молодых кипарисов. – Тебе так не кажется? Ведь Бразилия не менее прекрасна, чем Франция. И то же богатство флоры и фауны. Но вот сама атмосфера здесь совсем другая. Дома я редко предаюсь размышлениям и почти никогда не чувствую себя умиротворенной. А вот здесь, в Париже, даже в самом сердце Монмартра, могу расслабиться, подумать о себе самой. Более того, я даже стала отчетливее понимать, что я есть на самом деле. Странно, – снова задумчиво повторила она.

Но Маргарида лишь молча пожала плечами, явно не желая углубляться в разговор на столь философскую тему.

– Пора в мастерскую. Наверняка месье Бройли уже не терпится снова приступить к своему будущему шедевру.

* * *

Тремя часами позже, когда они с Маргаридой уже сидели в машине, отвозившей их домой, Изабелла почувствовала, как на нее внезапно навалилась безмерная усталость. Ей показалось, что она целую вечность неподвижно просидела на стуле, застыв в неудобной позе: руки на коленях, пальцы строго в том положении, в каком их установил Лорен.

Никакого эстетического удовольствия при этом она не испытывала. А себе самой казалась почтенной тетушкой, этакой старой девой, запечатленной на давних семейных фотографиях, раскрашенных сепией. Зато сейчас страшно ныла спина от непривычно долгого сидения. И шею не повернуть. И пальцы онемели… Если во время сеанса она все же осмеливалась слегка пошевелить ими, то даже это малейшее движение не ускользало от зоркого глаза Лорена. Он тут же подхватывался со своего рабочего места, на какое-то время оставив в покое каменную глыбу, над которой только что колдовал, бежал к ней и снова укладывал пальцы так, как они лежали изначально.

– Изабелла, голубушка моя! Просыпайся. Мы уже приехали. Вот он, твой отель.

Изабелла вздрогнула от неожиданного возгласа Маргариды. Ей стало неловко оттого, что она задремала по дороге.

– Прости, – повинилась Изабелла перед подругой, выбираясь из машины. Шофер предусмотрительно открыл ей дверцу. – Не думала, что позирование окажется таким тяжелым занятием.

– Да, действительно, сегодня у тебя был очень трудный день. Все было новым, все тебе в диковинку. Неудивительно, что ты очень устала. Завтра поедешь в мастерскую?

– Конечно, поеду, – стоически ответила Изабелла, закрывая за собой дверцу. – Доброй ночи, Маргарида. Завтра ровно в десять жду тебя.

Вечером после ужина Изабелла, сославшись на усталость, не осталась играть в карты вместе с остальными членами семейства да Силва Коста. Карточными играми у них, по обыкновению, заканчивались все вечера. Вернувшись к себе в комнату, Изабелла почти сразу же улеглась в постель и с наслаждением вытянулась на подушках. А затем стала размышлять над шутливым предложением Лорена попробовать зарабатывать себе на хлеб, позируя художникам. Однако не такой уж это простой заработок, подумала она. Во всяком случае, все гораздо труднее, чем это представляется.

23

Последующие три недели Изабелла исправно сопровождала Маргариду в художественную мастерскую профессора Ландовски в Булонь-Бийанкуре. Несколько раз к ним присоединялся и сеньор да Силва Коста, обуреваемый все новыми и новыми идеями касательно своего детища. Пользуясь оказией, привозил профессору очередную порцию эскизов и чертежей будущей статуи Христа.

– Сейчас Ландовски занят тем, что изготавливает для меня еще одну модель статуи. Мы оба пытаемся усовершенствовать окончательный вариант и доработать все, даже самые мельчайшие детали, – поделился Эйтор с девушками своими последними новостями. Но стоило машине остановиться, как он тотчас же вприпрыжку помчался к мастерской, сгорая от нетерпения увидеть то, что успел сделать для него Ландовски.

Сам же профессор, вооружившись полным списком всех изменений, по большей части весьма несущественных, которые ему нужно было внести в свою работу, чтобы подготовить еще одну модель статуи, в это время сидел за рабочим станком, недовольно бормоча себе под нос:

– Этот полоумный бразилец! Совсем уже рехнулся! И зачем я только связался с ним? Согласился принять участие в его безумном предприятии? Мечта, которой никогда не будет дано осуществиться наяву…

Но чувствовалось, что Ландовски хоть и рычит, но ругается любя, не скрывая восхищения перед грандиозностью проекта, над которым они сейчас вместе трудятся.