Семь разговоров в Атлантиде

— Так. Слышал я про это умение. Нам оно ни к чему. Дерево это я и так перед собой и другими представлю. Твое умение — баловство.

— Еще один прок: можно вести торговый счет ловчее, записывать, кто кому сколько должен…

— Мы никому ничего не должны, а если у кого что и заведется, мы и так заберем: очень любят нас боги.

— За что?

— Да уж есть за что. А торговое дело — не наше.

— Какое же ваше?

— Тайна богов.

— Ну так вот еще: можно про великие дела богов и героев записывать. Хотя бы про то, как из-за бабы герои десять лет воевали, или как Калям-бубу из двух арбузов мужчину и женщину достал. Наши мудрецы иногда так складно пишут зачитаешься!

— Говоришь бессмысленное. Наши деяния все другие затмевают, об этом весь мир знает, а кто не знает, тот узнает вскорости. Лета свои опять приплел. Нет, нет никаких лет! День есть и ночь есть.

— День да ночь — сутки прочь. Семь суток — неделя.

— Э, Мудрец, он говорит вредное. О таком даже слушать не хочется.

— Пусть говорит. Недолго ему говорить.

— Что такое, большое начальство? Я к вам как к людям…

— А кто тебе сказал, что мы люди? Нас боги избрали!

— Ну, у бога всего много. Сегодня избрал, а завтра, глядишь, встал не с той ноги и прибрал. Вот и наш Калям-бубу: то ничего, а то как расходится!

— Нет такого бога — Калям-бубу! Наших семеро есть — и все.

— Так не берете мой товар? Прогадаете!

— Еще и грозится. Ну, все, Мудрец, убирать его надо куда подальше. Поболтай с ним, коли охота припадет, а я уж пойду пытошный стан к работе ладить.

3

— Э, Начальство Мудрости, как же он пошел пытошный стан ладить, коли вы ремесла не знаете?

— Ремесла не знаем, оно нам ни к чему. А пытать — это разве ремесло? Это же удовольствие одно!

— Ничего себе удовольствие.

— Так. Звук, наружу не ходи, где раздался, там умри! Вот теперь нас никто не подстлушает. Вижу, купец, что ты не глуп, а глупым прикидываешься. Таким умением овладеть может не всякий. Поэтому давай говорить как умные люди.

— Обмен неравный — о чем говорить, когда я ничего о вашем народе не знаю.

— Со смертью играешь.

— Смерть и жизнь моя у Калям-бубу за пазухой.

— У меня в слове жизнь и смерть твоя! Знаю, что многих людей ты города посетил и обычаи видел. Вот это мне и нужно. Умением своим наделишь тайно меня одного…

— Ну вот, а говорил — баловство!

— Говорил не для тебя — для того, другого.

— А ты и вправду в стране самый умный?

— Должность такая. И не самый умный, а самый мудрый — разницу чуешь?

— Почуешь разницу, как воткнут кол в задницу. А то вдруг ты грамоте не научишься? Вот у меня племянник — его и добром, и розгой — все впустую. Стоеросовое дерево. Фиговое.

— Глумишься?

— Куда мне над мудростью глумиться. Только я крепко любопытен: где миру начало? Кто первое слово молвил и какое? Какая рыба всем рыбам царь? У меня много вопросов…

— Оттого, что ложна ваша мудрость. У нас никаких вопросов — одни допросы. Мы и так все про всех знаем. А не знаем, так под пыткой узнаем. Нас боги избрали.

— За что избрали, что за боги?

— Так и быть, расскажу. Жили мы здесь, как простое людское племя, прах земной. Спустились к нам как-то боги — семеро. И оказали мы им великую услугу, а какую — никто и не помнит уже…

— Умели бы писать — и запомнили бы…

— А в благодарность дали нам боги семеро силу слова. Слово это лишь нашему народу ведомо. С тех пор чего ни пожелаем — все нам прямо в рот сыплется. Знаем одну только радость. И поэтому велено нам править всем миром.

— Так прямо и велено? А что же боги делают?

— У них свои дела, божественные…

— Что же вы не всем миром правите?

— Придет время — будем.

— Так вы же времени не знаете, дней не считаете…

— А мы его остановили. Каждый день у нас один и тот же.

— Зачем это и отчего?

— Оттого, что провидим вперед. И провидец один наш великий провидел, что быть нашей славе столько-то и столько-то лет! А мы судьбу перехитрили: остановили время словом. Говорим: «Нет, нет никаких лет!» — вот и нету их.

— А время-то идет. Уже к вечеру дело.

— Это и есть наша печаль. Падает проклятое солнце — никак не удержать. Правда, мы, к утру сил набравшись, снова его подымаем, а время стоит.

— Ага, объяснил мне один тут на камешках. Только у нас мудрецы по-другому говорят. После трудов своих бог наш, Калям-бубу, струю пустил, и потекло время, как река. Всех нас эта река несет.

— Вот вас и несет, как мусор. А нас нет. Камень посреди реки видел? Вот так и мы.

— Когда-то и камень вода подмоет и покатит.

— А укрепить его, подпереть?

— Когда-то и река русло изменит. Будете на своем камне одни.

— Мы одни не будем. Перетащим к себе весь мир помаленьку. Видел пирамиду на площади?

— Вверх ногами-то? Видел.

— Перенесся наш человек в нильскую страну, осмотрел пирамиду и вернулся. И мы силой своей такую же мигом воздвигли. И в других странах если что хорошее имеется, к себе утянем.

— А зачем вы ее на маковку поставили? Некрасиво ведь.

— Чтобы видели силу нашу. Простую-то пирамиду любой дурак построит.

— Не скажи. Ее, говорят, тридцать лет строили. Как потрудился, так и погордился. А вам чем гордиться?

— Как чем? А силой?

— А куда вы нильскую страну дели? Тот, у ворот, говорил, что нету-де ее.