МАРИЯ. Тот, кто преследует меня. Пожалуйста, спрячь меня или дай мне нож!
Савл, с ножом в руке, распахивает полог палатки; Мария прячется в ней. Входит Иуда.
ИУДА. Здесь только что была очень красивая женщина, юноша. Ты не мог не заметить ее.
САВЛ.
ИУДА. Я думаю, это не так. Я думаю, она – в твоей палатке, потому что она – шлюха.
САВЛ.
ИУДА. Ого! Юный толкователь Торы размахивает ножиком и развратничает под дверьми Храма! Ладно, я уйду, но тебе лучше знать: всех любовников Марии подстерегает несчастье. И это несчастье – я, Иуда Симонов!
САВЛ.
МАРИЯ.
САВЛ. Нет. Но я люблю девушку из Тарса, которая любит меня.
МАРИЯ. Почему же ты не с ней?
САВЛ. Я расстался с ней.
МАРИЯ. Почему?!
САВЛ. Закон не позволяет мне любить ее.
МАРИЯ. Закон? Милый, глупый мальчик, любовь и есть закон… Ты говоришь о законе только оттого, что сердце твое не согрето любовью. Хочешь, я согрею тебя? Я дам тебе любовь, я
Входят Никодим и Лука.
НИКОДИМ. Мария, вот – врач для твоего брата. Его имя – Лука.
МАРИЯ. Спасибо тебе, Никодим!
ЛУКА. Конечно.
НИКОДИМ. Давно ли ты знаком с Марией?
САВЛ.
НИКОДИМ. Твой учитель ищет тебя, Савл. Уж не избегаешь ли ты его?.. Он беспокоится о тебе, говорит, что с тобою что-то неладно. И мне тоже показалось…
САВЛ. Ты знаешь эту женщину, равви?
НИКОДИМ. Да… Впрочем… я узнал ее только сегодня, но я хочу предостеречь тебя…
САВЛ. Да-да, конечно! Я знаю, мой долг – опускать глаза при виде женщины. Но умоляю, скажи мне правду: что ты о ней думаешь? Она распутна, да?
НИКОДИМ. Она прекрасна, Савл. Она – Божье чудо!
САВЛ. Тебя ли я слышу, равви Никодим? Это говоришь ты, праведнейший из праведных! Ты говоришь это о женщине, которая… которая…
НИКОДИМ. Разве ты не думаешь того же, мой бедный мальчик?.. Я сказал то, что не должен был. Но к тебе зло не пристает. Ты разумен не по годам и, думаю, уже понял, что, как ни велик Закон, данный нам через Моисея, сам Бог – больше Закона своего, и чудеса свои творит не через Закон.
САВЛ. Ты никогда не говорил так! Да в силах ли человек постичь Бога иначе, как через Закон? Не впадет ли он в грех, уверяясь в том, что видит чудеса Божьи, а не соблазн?
Входит Гамлиэль.
ГАМЛИЭЛЬ. О чем это вы здесь? Он и с тобой спорит, Никодим?
НИКОДИМ. Мы говорили о чудесах Божьих и о соблазнах…
ГАМЛИЭЛЬ. Что ж… и я пришел говорить о том же, Савл.
НИКОДИМ. Я оставлю вас. Уже смеркается, мне пора.
ГАМЛИЭЛЬ. Ты тревожишь меня, Савл. Не тем, что стал дерзок, а тем, что пребываешь в душевном смятении, а это невозможно соединить с учением. Ты не можешь изменить Закон, мой мальчик. Ты не можешь стать раввином, если сочетаешься браком с дочерью язычника. Ты обязан отвлечь свои мысли от твоей привязанности. Я помогу тебе. Учение тебя сейчас не спасет, тебе нужно дело. Я нашел его для тебя. Это дело святое, дело веры.
САВЛ. Я давно жажду такого дела, равви.
ГАМЛИЭЛЬ. Вот и хорошо! Послушай меня. Дело это – и важное и тайное. В Иудее, что ни год – новый мессия. Народ подавлен и ждет спасения от римского гнета, и каждый, пророчествующий о спасении, о новом царстве иудейском, находит себе толпу бездельников, которые ходят за ним и глядят ему в рот. Все это не слишком беспокоило Совет Старейшин, пока дела этих проходимцев разваливались сами собой: иудейский народ легковерен, но ненадолго. Зато теперь явился враг серьезный. И, как все худшее – из Галилеи. Впрочем, не удивлюсь, если он служит Риму.
САВЛ. Иисус Назарянин?
ГАМЛИЭЛЬ. Видишь, и тебе он уже известен! Слава его растет, как снежный ком. Это – человек необычайных способностей и, безусловно, посвященный в самые темные тайны магии. О нем говорят, что он исцеляет словом, ходит по воде и превращает воду в вино. Разумеется, он объявил себя царем-спасителем иудеев. Понимаешь ли ты, какие чаяния пробудит в невежественном народе такой изощренный чародей? Понимаешь ли, какой повод даст он Риму к новым жестокостям?