Семь песков Хорезма

— Велик лишь один Аллах! — недовольно перебил Аллакули-хан. — А твой сердар — всего лишь букашка в этом мире. Говори, с чем приехал!

Посланник съежился, побледнел, заговорил робко:

— Повелитель, русские строят новую крепость на Мангышлаке. От Тюб-Карагана до Хивы всего десять дней езды.

— Но почему это беспокоит твоего Кенесары? — усмехнулся Аллакули-хан. — Разве он правитель джуза? Малый джуз подчиняется белому царю, поэтому вожди Малого джуза и разрешили русским строить на их земле новую крепость.

— Султан Кенесары ненавидит продавшихся наших вождей! — попытался было пояснить посланник, и опять Аллакули-хан прервал его лепет:

— Если Кенесары ненавидит ваших продавшихся вождей, то почему же он не может поубивать их и взять власть в джузе?

— Повелитель, у Кенесары не хватает сил, ему нужна помощь. Он просил вас поднять в седло ваших бесстрашных джигитов и послать их на Тюб-Караган.

— Значит, Кенесары решил взять меня за уши и поворачивать мою голову, куда ему захочется? — Хан недобро засмеялся, и сановники поддержали его тихим угодливым смехом.

— Повелитель, мы все рабы ваши... Мы все — ваши глаза и уши. Мы только хотим указать на ту опасность, какая подкрадывается к Хорезму. Ныне в Оренбурге большие перемены. Белый царь прислал нового генерала.

— Нам известно об этом, — сказал Аллакули-хан.

— Но известно ли вам, правитель, что новый генерал, имя его Перовский, отвергает все порядки, введенные в джузе у хана Джахангира? (Джахангир — в ту пору правитель Малого джуза) Бывший запрещал своим казакам распахивать за рекой Уралом земли, а новый пытается выдвинуть посты на Эмбу и создать там свои укрепления. Его поганые казаки носятся по всей степи, преследуя Кенесары.

—А этот волчонок испугался и прислал тебя ко мне?! — хан довольно рассмеялся, и еще громче захохотали его вельможи. — Скажи своему сердару, чтобы ничего не боялся. Когда настанет время, я приду к нему на помощь. Однако это время определять не ему. Его дело следить за каждым движением русских и доносить мне. Спасибо ему за весть о постройке русской крепости на Тюб-Карагане, но я и без него о ней знаю. Известно мне и недовольство русских. Они считают, что по моему повелению разбойники везут в Хорезм рабов и называют меня главным разбойником. Но это не так. Ваш Кенесары своими разбоями позорит меня перед всем миром... Скажи своему сердару, чтобы зря не произносил мое имя. Лев остается львом, волк — волком. Пусть ваш волк, как и раньше, везет в Хорезм побольше русских пленников, они мне нужны... Они — люди мастеровые.. Но когда Кенесары услышит, что меня называют рабовладельцем, а ханство мое рабовладельческим, пусть говорит всем; «Россия — тоже страна рабовладельцев!»

— О, повелитель! — выбрав момент, вновь заговорил посланник. — Кенесары всегда помнит о вас и возносит ваше имя до небес.

— Ладно, гость, убирайся! Передай Кенесары — я дам ему пороху и ружей. Людей не дам. Мои люди в рти дни воюют в Хорасане. Иди, у меня много дел. — Небрежным взмахом рукава хан дал понять всем присутствующим сановникам, что аудиенция окончена. Кай сак, беспрерывно кланяясь и пятясь к двери, удалился.

Аллакули-хан промокнул лоб шелковым платком, взял с подноса пиалу с чаем, отхлебнул и распорядился, чтобы привели русского пушкаря. Он вошел, одетый в туркменский красный халат-дон, в белый тельпек и сафьяновые сапоги. Русая бородка парня была аккуратно подстрижена по-туркменски, полумесяцем. Но ни одежда, ни старания цирюльника не, смогли скрыть рус скую природу Сергея. Войдя, он остановился и некоторое время, вовсе не испытывая никакого страха, с изумлением разглядывал хивинского хана. «Так вот ты какой — маградит вселенной!» — выражали глаза Сергея, в то время как Юсуф-мехтер шикал на него и приказывала

— На колени, раб! На колени перед ханом Хивы!

До пушкаря наконец дошло, что от него требуют, и он, опустившись на колени, снял тельпек, обнажив русую курчавую голову. Он снял тельпек, но, оказывается, не надо было этого делать, поскольку по мусульманскому обычаю шапок тут не снимают ни перед Богом, ни перед чертом. Вновь визирь зашипел на него, но Аллакули-хан, вяло улыбнувшись, сказал:

— Ладно... Что возьмешь с христианина? Они все глупы и невоспитанны.

Сановники угодливо засмеялись. Визирь на этот раз, не дожидаясь указаний, помог подняться пушкарю и усадил его на то самое место, где только что сидел кай-сакский посланник. Сам встал у левого плеча хана, чтобы вести перевод беседы.

— Нравится тебе у нас? — спросил хан у Сергея. —Да ничего вроде бы. А вообще-то я Хиву еще не видел. Сижу все время то в караулке, то в саду на траве...

Ответ пушкаря явно позабавил сановников и самого хана: ни доли воспитанной лести, ни тени смущения — дикарь-дикарем. Хан не стал обижаться — повел себя по-простецки, словно принял игру в дурачка.

— Мне туркменские сердары рассказывали о тебе, пушкарь. Я знаю, что ты убил своего офицера, сбежал в Персию и теперь оказался у нас. Доволен, что попал ко мне?