Семь Оттенков Зла (ЛП)

— Из-за статей в «Глоуб» и «Булавке» в Лаймхаус были назначены еще два констебля. Их присутствие заставило Билли Резака исчезнуть на несколько месяцев. Его следующая жертва — еще один уличный мальчишка — появилась всего через несколько дней после того, как с дежурства ушли дополнительные констебли. Для меня было очевидно, что он жил в Лаймхаусе и держал руку на пульсе. Как я уже говорил, возможно, это был кто-то, с кем я беседовал ранее. Возможно, трактирщик или местный торговец, знавший все обстоятельства и подробности. Но я понятия не имел, кем он может быть, пока его двенадцатая жертва не подсказала мне кое-что. Меня вызвали на место происшествия в один переулок. Убийцу в разгар работы прервал нищий, который остановился, чтобы справить нужду в подворотне. Резак убежал, отрезав только шесть пальцев. При свете лампы мы переместили тело проститутки, и я заметил блеск маленького предмета, который находился под ее левым плечом. Это была серебряная запонка. Я предположил, что покойная в агонии дернула убийцу за рукав, и запонка оторвалась. На этой находке — которая, к слову, выглядела совершенно новой, — был выгравирован трехмачтовый корабль. Диковинка была очень красивой и, несомненно, была изготовлена опытным мастером. От себя могу добавить, что такая экстравагантная вещица была в Лаймхаусе такой же редкостью, как свинья с крыльями. То есть, ее никогда не видели среди толпы обычных докеров, матросов и торговцев. Ну, а у меня, появилась реальная зацепка.

— Вы могли расспросить мастера, — догадалась Кэтрин.

— Именно так. Следующие два дня я ходил по местным умельцам с запонкой в руке. Мне не везло вплоть до полудня второго дня, когда я посетил серебряника в Вестминстере, за много миль от Лаймхауса. Этот джентльмен узнал в запонке свою работу, и после того, как я представился констеблем, он сообщил, что она была изготовлена по заказу молодого человека по имени Дэйви Гленнон, сына Мидаса Гленнона, чье дело я хорошо знал, поскольку он владел фирмой, поставлявшей смолу корабелам Лаймхауса. Поэтому я посетил усадьбу Гленнонов, и после некоторого недопонимания со стороны дворецкого у входа меня наконец сопроводили к Дэйви, который только что вернулся с полуденной прогулки по своему замечательному парку. Молодой Гленнон держался так, как держался бы любой бездельник, чей отец сколотил состояние и планировал, что его сын начнет заниматься делами только после его смерти. Короче говоря, Гленнон был снобом и ослом. Но был ли он убийцей? Это был худощавый молодой человек лет двадцати пяти. С маленькими руками. Судя по первому впечатлению, он не был способен приложить достаточно сил, чтобы сломать кости пальцев даже с помощью подходящих кусачек. Нет, я понял, что он — точно не моя добыча. И все же, должна была быть какая-то связь. Когда я объяснил ему, зачем пришел, и показал запонку, он вспомнил, что несколько месяцев назад играл в клубе «Гринхоллс» в Лаймхаусе — одном из многих клубов, которые он посещал еженедельно и в которых проигрывал значительную часть отцовских денег, — и в какой-то момент, оставшись без них, поставил на кон серебряные запонки. Он быстро их проиграл.

— И кому же? — не удержалась Минкс.

— Я спросил о том же, — кивнул Джон Кент. — Гленнон заявил, что не знает имени этого человека, но несколько раз видел его в «Гринхоллс». Я попросил описать его, и он сказал, что это был высокий элегантный мужчина с крепкими руками. Хорошо одетый. По его мнению, ему было около сорока пяти лет. В его глазах блестел хитрый ум. Мужчина был молчалив и сдержан, а также оказался очень азартным игроком. Я почувствовал всем своим существом, сердцем и душой — хоть это оказался более пожилой и утонченный человек, чем я подозревал, — что это точно был Билли Резак! Я тут же узнал у Дэйви Гленнона, когда будет следующее собрание в «Гринхоллс», и он ответил, что в пятницу вечером. Я спросил, не сможет ли он пойти туда со мной и указать на человека, который выиграл его запонки. При условии, что Билли Резак, конечно, снова явится туда. Малолетний сосунок тут же спросил, что ему за это будет. Конечно! Какое ему дело до убийств в Лаймхаусе? Тогда я сказал, что позабочусь о том, чтобы Дэйви признали героем Лондона в «Глоуб» и в «Булавке». Я мог бы даже похлопотать о какой-нибудь награде для него — о медали или о деньгах. Но его больше интересовала слава. «Булавка» могла бы возвысить его имя до небывалых высот, и Мидас не имел бы к этому никакого отношения. Дэйви мечтал каким-нибудь образом переплюнуть отца, не ударив при этом… гм… палец о палец, поэтому легко согласился.

Кент горько ухмыльнулся, и ему вторила Минкс. Кэтрин оставалась бесстрастной.