Семь Оттенков Зла (ЛП)

Однако собака не последовал за ним. Между Мэтью и территорией Джонси было достаточно деревьев и кустов. Продолжая осторожно пятиться, он услышал женский голос — почти такой же резкий, как собачий лай:

— Потрошитель! А ну заткнись!

Когда Потрошитель не подчинился, последовала команда:

— Ко мне! Потрошитель! Будь ты проклят, иди сюда, кому сказала!

Потрошитель, казалось, знал, что для него лучше, потому что он еще несколько раз громко тявкнул, а затем замолчал. Мэтью проскользнул через лес и по широкой дуге вернулся к каретной дороге, где присел в листве, некоторое время оглядываясь по сторонам.

Он вернулся к полузаброшенной хижине.

Баба Яга наблюдает, — подумал он. — Ждет заблудшего ребенка или бестолкового дурака, и у нее текут слюнки над бурлящим котлом.

Он отмел это нелепое предположение. Пройдя к задней части хижины, Мэтью достал сверток с фонарем, вынул его из упаковки и потратил минуту на то, чтобы разжечь трутницу, поскольку воздух был очень влажным. Затем он поднес маленькое пламя к фитилю фонаря и проверил затвор. Увеличительная линза давала более чем удовлетворительный свет.

Теперь он был готов.

Прежде чем подойти к двери, он подобрал с земли камень хорошего размера, так как вокруг валялось много подходящих вариантов для самодельного молотка. Вооружившись камнем и инструментом, чтобы вытащить гвозди, Мэтью приступил к работе.

Это был шумный труд. В тишине тумана звук камня, ударяющегося о стамеску, для Мэтью был равносилен небольшой войне в разгаре — выстрел за выстрелом из мушкета. Это была настоящая битва — выбить запорную пластину оказалось не так-то просто, потому что гвозди забивались решительной и твердой рукой. Однако постепенно битва была выиграна. Пластина и замок поддались. Оба бойца вместе с эскадроном гвоздей упали на крыльцо к сапогам Мэтью с капитулирующим звоном. Он сунул стамеску за пояс, открыл заслонку фонаря и распахнул дверь. Но, прежде чем он переступил порог, из помещения донесся приторно-сладкий запах, от которого сапоги приросли к полу.

Запах был застарелым, поскольку уже накрепко вплелся во влажную затхлость нутра хижины. И все же он был хорошо различим. Это был запах смерти. Точнее, запах гниения. Мэтью направил свет своего фонаря вниз и увидел на досках темно-коричневые разводы, полосы и огромные пятна того, что могло быть только засохшей кровью. Следы подходили прямо к порогу и обрывались. Ни на ступеньках, ни на крыльце их не было видно.

Но в хижине они были. О чем они свидетельствовали?

Мэтью вошел на нетвердых ногах, водя фонарем из стороны в сторону. Он не увидел тела. В одном углу, похоже, было подобие соломенного тюфяка. Что-то похожее на несколько иссохших яблок и косточек лежало на полу рядом с желтой тарелкой. Единственный стул, маленький круглый столик — все перевернуто вверх тормашками, — вот и вся мебель. Пятен крови на полу было так много, что Мэтью понял: кто бы здесь ни умер, он был почти полностью обескровлен.

Что-то блеснуло на жутких досках в свете фонаря. Мэтью поднял предмет и обнаружил, что это… человеческий зуб.

Сильный луч фонаря высветил еще один. Таким образом Мэтью подобрал целых четыре зуба. На полу также виднелось что-то похожее на мелкие кусочки кожи, покрытые запекшейся кровью. Он понял, что это были кусочки плоти, и именно от них исходил запах смерти.

Здесь произошло чудовищное убийство, в этом не было никаких сомнений. Мэтью подумал, что ему лучше уйти, пока его одежда насквозь не пропиталась запахом разлагающейся плоти, и он не принес его с собой в поместье. Однако свет его фонаря коснулся дальней стены и камина. Мэтью понял, что помимо обугленных дров в очаге сгорело что-то еще.

Он подошел к очагу, наклонился, посветил на золу. Сердце бешено заколотилось в груди, и ему с трудом удавалось держать фонарь ровно. Он понял, что неосознанно сунул найденные зубы в карман. А затем обнаружил кое-что любопытное, растаявшее в очаге.

Это была лужа.

Высохшая лужа.

Лужица множества оттенков — красного, синего, фиолетового, зеленого, оранжевого и других, — смешанных теплом пламени, а затем сплетенных вместе, когда огонь остыл и погас.

Мэтью прикоснулся к луже.

Воск.

У него перехватило дыхание. Мысленно он услышал, как Захария Суэйн говорит, что она хотела стать художницей.

Я заплатил Джонни Такеру, чтобы он привез ей из Бостона упаковку цветных восковых палочек. Не помню, как они называются…

— Карандаши.

Мэтью вздрогнул, потому что не понял, что произнес это слово вслух. Уставившись на остатки коллекции карандашей молодой девушки, он сказал голосом, напряженным от ужаса:

— Цветные карандаши. Вот, как они называются.

Свет выхватил фрагменты бумаги, которые не полностью сгорели в огне, и Мэтью, ошеломленный своей находкой, задался вопросом, не был ли один из них натюрмортом с изображением яблок на желтой тарелке?