Читаем Семь ликов Японии и другие рассказы полностью

Ясно, что в разгар войны никто не мог прислать письма из Японии семилетнему мальчику. Марка эта была из набора «100 разных марок / Весь мир», я пожелал его себе на Рождество, и марка эта сказочно обогатила мой маленький запас из почтовых знаков, полученных из соседних европейских стран.

Это чудо сэкономило мне также массу усилий по отпариванию на водяной бане и отделению от конвертов разноцветных картинок, которые потом надо было уложить между листами промокашки и придавить «Жизнью животных» Брема. И даже после этого они не становились такими аккуратными, как эти проштемпелеванные, но неиспользованные, выскальзывающие из прозрачного, еле заметно вздувшегося пакетика. За яркими приманками для глаз, составившими эту коллекцию, скрывались малоценные экземпляры, среди которых, однако, кто знает, мог затесаться и один действительно редкий и ценный…

В толстом, на тысячу страниц, каталоге «Мир», доставшемся мне от съехавшего соседа, я начал кропотливо выискивать и сравнивать уменьшенные, зачастую почти полностью заляпанные штемпелем почтовые изображения с оригиналами в каталоге, который держал в руке, и за одно воскресенье, в то время еще такое нескончаемое, я смог опознать многие из них. Стоимость марок по каталогу колебалась в пределах от одного до шести сантимов, и той редкой и уникальной, которая могла бы сделать меня богатым, я так и не нашел. И все же оставалось одно утешение: два швейцарских франка, которые потратила на набор «Весь мир» моя мать, окупились с лихвой. Это была отличная сделка, и я удивлялся, как выживает лавчонка, торгующая марками на Банхоф-штрассе, если она раздает свои сокровища почти даром. То, чем я обладал теперь, в любом случае превосходило мои ожидания.

Например: этот белесый японский водопад в меловых тонах (возможно, это лишь моя память раскрашивает его зеленым цветом?), ведь он был из такого далека, аж по ту сторону газетных сообщений. Япония вела войну, это я знал, а ее водопад, беззащитный, но несокрушимый, лежал на моей ладони, и я старался не помять на марке ни единого зубчика.

«Водопад в Никко» – так было обозначено в каталоге «Мир». А это значило, что я знал об этом водопаде даже немного больше. Моя старшая сводная сестра, домашняя учительница в одной швейцарско-японской семье, бывала в Никко на их даче «Свежесть лета». Какое чудесное название! И вот теперь эта истинная «свежесть лета» лежала передо мной на покрытом скатертью столе в виде магическим образом уменьшенного, окруженного маленькими зубчиками и покрытого слегка вуалью зеленого (или все-таки белесого?) водопада в горах. И даже если его ценность равнялась лишь 0,01 франка, для меня он был как личное послание, до конца так и не расшифрованное, из моего другого мира – семейное фото издалека.

Десятилетия спустя мне довелось дважды побывать в Никко. «Увидеть Никко и умереть» – призывают путеводители.

Я выжил. Без величественных рядов кедровых стволов в горном национальном парке с трудом можно было бы получить удовольствие от созерцания китайского барокко и неуемной киновари усыпальницы Токугавы. Никко показался мне прообразом «Диснейленда», и именно так его воспринимали многочисленные туристы. Чтобы придать этому месту волшебное очарование, нужно довообразить к нему туман из фильмов Куросавы. Назвать же его «свежестью лета» позволял прохладный горный воздух.

Водопад, насколько я помню, мне увидеть не удалось: его вид не стер из моей памяти картинку на детской ладони. Там он все продолжает неустанно падать вниз и доносить свой беззвучный шум до самых неожиданных мест. Так, во время одного из публичных чтений я вдруг заметил, что, должно быть, именно под этот водопад поставил своего Красного рыцаря [49]в страстную пятницу, после того как он обнажился и приготовился к сильнейшему потрясению в своей жизни. Это был именно тот водопад с почтовой марки, то ли зеленый, то ли белесый, – зашифрованная семейная фотокарточка.

В Киото, где жила моя сестра в двадцатые годы, я впервые побывал сорок лет спустя. Тамошние крыши и садики, внезапно открывавшиеся сквозь бамбуковые изгороди композиции из камня и зелени – виды размером с почтовую марку, – еще сохраняли домашний уют.

Возможно, потому что прожитое время и долгие годы напряженной учебы вдруг разом растворились в хаосе незнакомых улочек, показавшись мне одним днем. Я прибыл в город своего детства, его можно было потрогать руками, и в мерцании фонарей он все же не потерял ни толики своей молчаливой отдаленности.

Но с тех пор, как ввели закон, предписывающий каждому жителю Японии, приобретающему автомобиль, обеспечить его сначала собственной стоянкой, с угадываемыми сквозь бамбук палисадниками и неожиданно открывающимися видами покончено. Уцелевшие садики стали туристическими экспонатами, редкими образцами традиционного садового искусства.

Перейти на страницу:

Похожие книги