И вот мы уже стали различать достопримечательности города, о которых столько с восхищением читали в книгах и которые так долго мечтали увидеть собственными глазами. Там – гора Чагпори, на которой расположена одна из двух знаменитых школ медицины. А вот перед нами Дрепун, самый большой монастырь в мире, в котором живет около десяти тысяч монахов. Это настоящий город со множеством каменных зданий и сотнями позолоченных крыш над храмами. До монастыря оставалось еще километра два, так что мы любовались им целый час. Чуть ниже располагаются террасы монастыря Нэчун, где на протяжении тысяч лет происходит главное чудо Тибета. Здесь обитает воплощение буддийского божества-защитника[29] и таинственный оракул вершит историю страны, ведь правительство обращается к нему за советом всякий раз перед принятием важного решения. Осталось восемь километров. Каждый шаг приносит новые впечатления. Вот широкие, заботливо ухоженные пастбища, обсаженные начинающими зеленеть ивами, – там пасутся кони Далай-ламы.
Вот мы долго, с час, шли вдоль длинной каменной стены – за ней, как нам сказали, находится знаменитый Летний дворец Божественного Правителя страны. Потом показалось окруженное ивами здание представительства Великобритании, оно расположено за границей города. Наш погонщик свернул к этому зданию – ему казалось само собой разумеющимся, что нам нужно именно туда, и нам стоило некоторых усилий уговорить его продолжить путь. На самом деле мы и сами на секунду задумались, не обратиться ли к англичанам – так истосковались мы по цивилизации и по общению с европейцами. Но воспоминания о лагере для интернированных остановили нас. Да и куда логичнее, находясь в Тибете, просить принять нас самих тибетцев.
Мы никак не могли понять, почему нас не останавливают, почему никто не обращает на нас внимания. А ведь тут то и дело можно было увидеть какого-нибудь наездника в богатых одеждах и на прекрасном скакуне, совсем не похожем на маленьких лошадок Западного Тибета. Скоро мы разгадали эту загадку: даже если в нас узнавали европейцев, мы ни у кого не вызывали подозрений, потому что еще никогда никто не добирался сюда, не имея на то разрешения.
Все могущественнее вставали перед нами стены Поталы, но самого города пока не было видно. Его скрывают холмы, на которых располагаются дворец и медицинская школа. И вот – ворота, увенчанные тремя ступами. Они соединяют между собой эти два холма и одновременно служат входом в город. Наше волнение достигло предела. Сейчас все должно решиться! Чуть ли не в каждой книге о Лхасе написано, что у этих ворот стоят стражи, охраняющие Священный город. С замиранием сердца мы подходим ближе. Ничего! Только несколько нищих стоят у ворот с протянутой рукой. Ни одного солдата, никакого контроля. Мы смешались с группой каких-то людей, без помех прошли через ворота и двинулись по широкой дороге в город. Погонщик объяснил нам, что группа зданий с левой стороны – только один из пригородов. Потом еще немного лугов, все ближе к центру. Мы шли молча, только смотрели по сторонам и никак не могли осознать, что оказались внутри «запретного города». Мне и сейчас не найти верных слов, чтобы описать то, что я тогда видел и ощущал. Потрясение было слишком велико. После стольких испытаний мы совсем расчувствовались и уже не были в состоянии справиться с нахлынувшим на нас потоком новых впечатлений.
Двое бродяг в поисках крова и пропитания
Вскоре мы очутились перед мостом с бирюзовой крышей и впервые увидели золотые шпили главного храма Лхасы. Медленно заходящее солнце окрашивало его неземными цветами. Поеживаясь от вечернего холода, мы начали искать место для ночлега, но войти в здешний дом мы не могли так запросто, как в шатер в Чантане. Наверное, на нас тотчас донесут, а ни постоялых дворов, ни
Здесь нам встретилось здание много внушительнее и просторнее всех виденных ранее. Во дворе даже были стойла для лошадей. Мы собрались с духом и постучали. Снова к нам вышли слуги и с проклятиями и криками стали гнать нас прочь. Но мы решили не отступать и просто начали разгружать осла во дворе. Погонщик уже некоторое время порывался оставить нас – он, конечно, давно понял, что с нами что-то не чисто. Мы заплатили ему, и он с облегчением пошел своей дорогой.