Семь лепестков

– А я – знаю, – продолжил Шиповский, не распознав в антоновой реплике мягкой формы скепсиса, – вот у Зубова куча народу берет: и траву, и экстази, и даже кислоту. Иногда, говорит, настоящие новые русские приезжают: крутые тачки, дорогие костюмы, все дела. Так что мы будем делать по-настоящему массовый журнал, без особых заумностей. Кстати, Хофманн поэтому не пойдет. – Шиповский снял папку со стоящего рядом стеллажа и протянул Антону, – так что скажи Горскому спасибо и отдай ему. Почитать было интересно.

– Спасибо, – ответил Антон и сунул папку в рюкзак. Он уже собирался уходить, когда давешний парень, встретивший его в прихожей, заглянул в комнату и спросил:

– Чай будешь пить?

Чай пили на кухне. Дима разлил по надтреснутым чашкам кипяток и бросил туда пакетики. Прихлебывая, Антон думал, что хорошо бы совершить диверсию на чайной фабрике – накрошить туда грибов… совсем немного. Не успел он подумать, как измельчали психоделические люди со времен Тимоти Лири, предлагавшего впрыснуть ЛСД в канализацию, как на кухню заглянул молодой человек в несколько неуместном в этой захламленной кухне костюме, хотя, слава Богу, без галстука.

– Гош, чай будешь? – спросил его Шиповский.

– Какой тут на хуй чай, – загадочно ответил молодой человек, взял чашку Антона и скрылся.

На недоумевающий антонов взгляд Шиповский пояснил, что это сотрудник дружественной риэлтерской фирмы, делящей с редакцией «Летюча» трехкомнатную квартиру. Квартира принадлежит генеральному спонсору всего проекта – уже упомянутому Александру Воробьеву. Выяснилось, что все они – Шиповский, Воробьев, Дима и даже Гоша не то учились в одной школе, не то жили в одном дворе где-то в районе Фрунзенской.

– Вы что, так и общаетесь всем классом? – спросил Антон, чтобы как-то поддержать беседу.

– Да нет, – сказал Дима, – я о большинстве народу вообще ничего не знаю.

– Ты вообще – отрезанный ломоть, – сказал Шиповский, – ты даже на похороны Милы Аксаланц не пошел.

– Какая Мила? – заинтересовался Антон, – та, которая…

– Да, под машину бросилась, как раз недалеко от школы. А ты ее знал?

– Да нет, – Антон смутился, – знакомый рассказывал… а чего это она?

– Она всегда была странная, ни с кем не общалась. У нее с Аленой Селезневой была какая-то своя игра… в какое-то королевство… вот Димка, кажется, рассказывал.

Дима пожал плечами.

– Что-то не припоминаю… Алена вроде говорила что-то, но я забыл уже все.

«Надо будет Горскому рассказать, про королевство», – подумал Антон, и в этот момент снова появился Гоша. Ни к кому не обращаясь, он выматерился свистящим шепотом и отхлебнул чаю из антоновой чашки.

– Чего случилось-то? – спросил Дима.

– Два месяца пасу коммуналку, – объяснил Гоша, – все согласны на все, одна баба хочет переехать с доплатой в тот же район, в двушку. Спрашиваю: «Деньги-то есть?» Отвечает: «Да». Ищу варианты. Один, другой, десятый. Коммуналка очень хорошая, на Кропоткинской, в переулке. Наконец – нашел. Клиентка довольна, все остальные жильцы уже устали ждать и тоже готовы. На той неделе – подписывать и платить. И тут она приходит и говорит, что денег нет. Вышла, мол, осечка. Рабинович сейчас сидит с ней, пытается понять – все совсем накрылось или еще есть шанс. Поеду вечером в «Армадилло», расслаблюсь по полной программе.

Выпалив все это на одном дыхании, Гоша вылетел с кухни. Антон, подхватив свой рюкзак, засобирался следом.

– Номер-то подаришь? – спросил он Шиповского.

– Даже на презентацию позову, – ответил тот, – как бы вместо Горского. Полномочным представителем.

Антон вышел в коридор. Гоша как раз закрывал дверь за очередным ушедшим клиентом.

– Успеха тебе, – сказал ему Антон. Тот, открывая дверь, кивнул – скорбно и сосредоточено.

Под металлический лязг за спиной, Антон повернул на лестницу – и сразу увидел в проеме подъездной двери знакомый силуэт. Имя он крикнул вполсилы, как-то даже неуверенно, но Лера услышала и обернулась.

Второй лепесток

Нордман разлил портвейн по стаканам.

– Это, конечно, не вдова Клико, но тоже неплохо, – сказал он, подкручивая воображаемый ус.

Настоящие усы у Нордмана только начали появляться: над верхней губой или, точнее, под носом, чернел пушок, который можно было уже брить, но уж, конечно, не завивать.

– За прекрасных дам! – и Нордман поднял стакан.

Прекрасных дам, собственно, было две – Женя и Лера. Кавалеров изображали Андрей Альперович, Нордман и Володька Белов. Родители Альперовича уехали на дачу, и на радостях Нордман и Белов постановили устроить у него пьянку в честь грядущего открытия Олимпиады. Предполагалось, что они вместе готовятся к вступительным экзаменам, и потому бывшие одноклассники надирались свободно. Взяли два портвейна и три «Фанты» – ядовито-оранжевой новинки этого лета. В последний момент Нодман позвонил Лерке, а та позвала подругу, зная, что Женька, хоть пить и не будет, но придет: во-первых, ее родителей все равно нет в Москве, а во-вторых, у нее свой интерес.