Хихикали и звали соседей смотреть, как Залесские чуть не всем родом две ночи на коленях стояли у дворца канэмского князя, лбами прошибая мостовую, и слезно просили прощения за свои прошлые грехи у доброй графини Деяны, снави, изгнанной некогда из родового замка. А поставил их туда трудиться сам Яромил, с которым и прежде спорить решались не часто, а теперь он вовсе заматерел и на прадеда делается угрожающе похож. И многим это нравится: синегорцы, подражая Залесским, набили себе здоровенные шишки, уговаривая Орланов не держать зла и не выделять их земли из Вендира, вместе спокойнее, а Всемил им особенно люб.
Еще тихо передавали невнятный слух: есть-таки один демон не из худших, старинный Орланов покровитель. Его узнал седой Бердич с первого взгляда, еще при Милооке замечал неоднократно. И жизнь побитым на болотище Орланам явно не без помощи волшбы возвращена, да разве ж это плохо?
Вэрри сплетен не слушал. Он с полным усердием показал Мире город. Ее тоже узнавали и баловали, опасливо щурясь на демона, не такого уж и страшного на вид. Про маленькую арагни сплетен не сложилось. Солнышко – оно и есть солнышко, всем светит и тепло дарит. Ей радовались, угощали любимым детьми вендов медом в сотах, яблочными пирожками и пряниками. Задаривали бусами, узорными платками, лентами. Мира смущалась, зато догадливый Норим деловито подставлял бок с открытым заседельным коробом: пригодится.
Времени оказалось маловато, Иган назначил дату выхода в путь, домой, – на десятый день от памятного вечера разрубания доспеха. Накануне отъезда состоялся небольшой ужин для заговорщиков и союзников Орланов. Яромил усердно измысливал способы угодить гостям и хоть как-то, пусть неполно и в спешке, их отблагодарить. Иган обрел полнейшее счастье, получив договор на поставку пеньки, которую прежде втридорога перепродавали через Карн. Не меньше его осчастливил пошив морских непродуваемых курток и обещание ряда иных товаров, о которых не раз говорила Захра, упоминая Вендир. Тарсен, к общему изумлению, на прогулках в садике не остановился и отспорил при посредничестве Стояра право увезти на побережье младшую дочь Барзы.
Деяна помирилась с родней и ехала домой, к мужу, в сопровождении пары отличившихся в заговоре племянников, гордая и очень довольная.
Яромил сокрушенно развел руками, устраивая на почетное место за столом Вэрри.
– Не ведаю, чем угодить демону Угу, – признался он. – Сам не подскажешь?
– Охотно, – серьезно кивнул Вэрри. – Здесь столько князей в одном зале собралось, что грех не использовать случай. Снави лечат ваших людей, спасают вас самих, а живут хуже нищих. Денег за труды они брать не умеют, дар на золото не меняется. Вот и заведите по моей просьбе порядок, чтоб были сыты, кровом и одеждой обеспечены, ног зря не сбивали… В общем, разберетесь, дальше – детали.
– Ты их ничем не лучше, – скривился Яромил. – Для себя, называется, попросил, молодец! Сделаю, но должником останусь, ты еще подумай на досуге.
Деяна поймала короткий взгляд Игана и засобиралась: утром в дорогу, пора, время позднее. Мира нехотя ушла следом за своей наставницей. Кормчий выбрался на открытую галерею и проводил две женские фигурки взглядом. Вышли ярусом ниже, миновали парк, подъемный мост. Им поклонилась стража, и старший отрядил расторопного воина с факелом – проводить, приглядеть и посветить. Огонек удалился, блики отметили поворот, выход на вторую улочку, еще поворот. Там уже канэмский дворец. Когда Иган обернулся, айри стоял рядом и ждал.
– Хотел что-то важное сказать? – уточнил он.
– В таком нехитром деле ты вполне догадливый, – хмуро кивнул кормчий. – А в чем ином… Уеду завтра, а прочие смолчат. Я про обещание Медведя наказать тебя за Миру.
– Вот спасибо, хоть буду знать, в чем моя вина, – серьезно кивнул Вэрри.
– Трудно, наверное, жить среди людей, которые рождаются, взрослеют и стареют по твоему счету устрашающе быстро?
– Я стараюсь.
– И понимать нас иногда сложно, мы же всё время меняемся. Ей было десять, когда вы познакомились, а теперь почти четырнадцать. В пятнадцать Захра стала женой Амира. Я как, достаточно внятно излагаю? – Грустно улыбнулся Иган. – Министра я плачущей впервые видел, когда она узнала, что ее кровиночка тебя выручать бросилась. Думала, сгинешь надолго из нашей жизни, оно и забудется. А тут всё наизнанку вывернулось: ты сюсюкаешь и умиляешься, лезешь со своей сшитой слишком уж ладно курткой и шапкой, одолением черного графа и прочими чудесами.
– Понятно, – потрясенно кивнул Вэрри. – То-то он мне про возраст: тебе шестьсот семьдесят пять, то есть уже шестьсот семьдесят шесть. И что мне с этим делать?