На меня посмотрели так, словно под рукой было отличное средство от мигрени, прямое попадание которого надолго избавит меня не только от угрызений совести, но и от возможности философствовать на тему «добра, зла и одного козла-а-а».
— А если я тебе-е-е ее просто-о-о оторву-у-у? — послышался голос за моей спиной, когда я ускоряла шаг. — В догово-о-оре, между про-о-очим, это предусмо-о-отрено!
— Где?! — заорала я, напрашиваясь на рифму.
— Пункт де-е-есять, — сладенько протянули мне вслед. — Там написано «etc». — Я уже дергала ручку двери. — Да-а-а… Я — ма-а-астер сокраще-е-ений! И не только шта-а-ата!
Где-то в коридоре раздались смешки. Отлично! Дверь под натиском моей руки открылась, но в коридоре было пусто и тихо.
— Я кому-у-у сказа-а-ал! Иди-и-и сюда-а-а! — послышался голос за моей спиной, а я понимала, что «сюда» — это понятие растяжимое, поэтому предложила идти «туда-а-а». Не знаю, знает ли он дорогу, но показывать ее не собираюсь! Было нехорошее предчувствие, но после фразы: «Кто пойма-а-ает Цве-е-еточка и принесе-е-ет ее сюда, получит пре-е-емию!» — сомнений не оставалось. «Я постара-а-аюсь в сле-е-едующий раз промахну-у-уться!» А вот это уже серьезно!
Я бросилась по коридору, приподнимая подол, а за мной дружной толпой с топотом кавалерии скакали желающие единоразово увернуться от начальственного гнева! Через минуту меня настигли и, водрузив, как туземцы трофейный ужин, понесли вождю.
— Прости, Цветочек, у меня и так с зубами беда, — бухтел кто-то снизу, пока я пыталась выкрутиться.
— А ты думаешь, как я глаза лишился? — оправдывался еще один «охотник».
— Еще скажи, что у меня рука раньше так сгибалась! — буркнул еще один голос. Меня уже заносили в кабинет, несмотря на мои протесты и крики: «Предатели! Я вам еще припомню!»
— Учи-и-ись, Цвето-о-очек, пра-а-авильно мотивировать люде-е-ей, — протянул довольный голос, когда меня сгружали на диван. — Де-е-ешево и серди-и-ито. Оста-а-альные — вон отсюда! Так и бы-ы-ыть, прома-а-ахнусь разо-о-очек!
Дверь с грохотом закрылась за теми, кто в ближайшее время очень не хотел испытывать боль и судьбу. Я села на диване, хмуро глядя на Эврарда.
— Внима-а-ание, санда-а-аль! Я не доволе-е-ен твоей рабо-о-отой! Так може-е-ет работать любо-о-ой! Я жда-а-ал от тебя чего-то бо-о-ольшего! — произнес Эврард, глядя на меня, как удав на кролика. — Но ты не оправда-а-ала ожида-а-аний. Я в тебе разочаро-о-ован…
Такое чувство, будто меня прихлопнули пыльным мешком из-за угла. И сейчас я тщательно подбираю слова. Нет, это слишком мягкое словечко! Его мы брать не будем! А вот это вполне нормальное! Сейчас-сейчас!
— А что ты хотел? Ты хотел, чтобы я за месяц подняла фирму на своих хрупких женских плечах? — возмутилась я, внутренне негодуя. — С нуля?
— Я дал тебе для э-э-этого все необходи-и-имое! — ответил гениальный директор. Не знаю, какая муха его сегодня укусила, но мне ее искренне жаль. Сдохла, бедная, поди!
— Сандалии не считаются мотивацией априори! — огрызнулась я, обидевшись не на шутку. Моя рука потянулась к бокалу, и я залпом его осушила.
— Сла-а-абая и трусли-и-ивая структу-у-ура, которая пасу-у-ует перед незначительными тру-у-удностями. Люди, которы-ы-ым даже де-е-еньги не нужны-ы-ы. Лю-ю-юди, которые рабо-о-отают исключи-и-ительно с пинка-а-а, — продолжал Эврард менторским тоном, пока я делала еще один нервный глоток. — Лю-ю-юди, которые сами не зна-а-ают, чего хотят от жи-и-изни! Если бы они зна-а-али, чего хотя-я-ят, если бы у них бы-ы-ыл настоящий ли-и-идер, то они бы никогда не ушли-и-и!
— Ты хочешь сказать, — я снова сделала глоток, пытаясь растворить ком в горле. — Что я — не лидер?
— Настоя-я-ящий ли-и-идер не покупа-а-ает людей обеща-а-аниями! Та-а-ак делают только неуда-а-ачники.
У меня сейчас такое чувство, что вино отравлено, иначе почему так кружится голова, причем настолько быстро, что перед глазами мелькают воспоминания. Если бы мою жизнь характеризовал автомеханик, то он бы назвал ее не иначе как «развал — схождение». Структуры разрушались, фирмы менялись, я начинала все с самого начала, терпеливо рекрутируя с двадцати — тридцати страниц. И вот, казалось бы, успех, но нет! Снова все рушится в одно мгновение. Такое чувство, словно меня прокляли!
— Пока ты — не та-а-а, к тебе иду-у-ут не те-е-е, — негромко произнес Эврард, обводя пальцем ободок своего бокала. — У тебя нет це-е-ели — у них нет це-е-ели, у тебя нет хра-а-абрости — у них нет хра-а-абрости и так далее… Все-е-е, что ты де-е-елаешь, обречено на неуда-а-ачу… Твои-и-им планам не суждено сбы-ы-ыться, пока ты мыслишь, как хрони-и-ическая неуда-а-ачница…
И в этот момент мир вместе с моей самооценкой рухнул в пропасть. Никогда не думала, что воздушные замки могут падать с таким грохотом, который до сих пор стоял в ушах.
— А если моя мечта не продается? — мои губы снова прикоснулись к вину. По щеке скатилась холодная слеза.