Семь кило баксов

А весенние кипрские пейзажи не позволяли настроению испортиться окончательно. Зеленый травяной ковер с узорами цветов покрывал землю и радовал глаз. Над этим ковром, который еще не успело выжечь до унылой желтизны немилосердное летнее солнце, высоким шатром раскинулось неправдоподобно синее небо. Справа от дороги местность была ниже, и вскоре Полина увидела не то сильно обмелевшую реку, не то разлившийся сверх меры ручей, весело бегущий по каменистому руслу. Узкая дорога петляла меж холмов, как каракули младенца, и за каждым поворотом взору открывалось что-нибудь новое: то деревня, где седые старики сидели у дверей «кафенион», местных кофеен, куда закрыт вход женщинам; то кладбище – вдалеке от жилья, за невысоким забором, над которым торчали белоснежные верхушки могильных крестов; то вдруг дорога ныряла вниз и протискивалась в узкую щель меж двух скал, на одной из которых кто-то нарисовал огромный бело-синий греческий национальный флаг. Где-нибудь, огибая вершину очередного холма, дорога делала петлю, и вдруг открывался прекрасный вид: узкая лощина, зажатая с двух сторон и заросшая лесом, тянулась и тянулась вдаль, где терялась, смешивая свою зелень с зеленью окружающих гор.

– Эта дорога даже специально отмечена на туристических картах как представляющая особенный интерес, – сказал Антон.

– Из-за своих видов?

– Да.

Вдруг попался на пути косарь: усатый киприот в широкополой шляпе. Мелькнул и исчез, и снова ни людей, ни машин.

– А вы любите уединение, Антон.

– Наверное.

– Точно любите.

– А вы?

– Наверное, – в тон собеседнику ответила Полина и засмеялась. – По крайней мере, вы научили меня это любить.

Чтобы никого вокруг, чтобы скалы, кедровые деревья, и чтобы никаких звуков, напоминающих о присутствии человека.

Антон свернул с асфальта. Грунтовая дорога пролегла среди однообразно крючковатых кореньев, которые торчали из земли в соответствии с планом неведомого садовода – ровными, под линеечку, рядами.

– Это виноград, – сказал Антон. – Здесь лучшие на Кипре виноградники. Предгорья задерживают приходящие с запада, от Пафоса, тучи, проливаются дожди – климат самый подходящий. В соседнем Омодосе из винограда делают вино.

В Омодос они как раз и направлялись.

Машина подпрыгивала на неровностях дороги, тянулись и тянулись ровные ряды не успевшего еще зазеленеть винограда, полное безлюдье, и вдруг – снова асфальт и открывшиеся неожиданно взорам путешественников дома близкой уже деревни.

– Омодос, – сказал Антон. – Если в Лефкару едут за вышивкой, то сюда – за вином.

Машину они оставили на небольшой площадке, где было совсем пустынно. Короткая улочка вывела их на нарядную деревенскую площадь: дома в один-два этажа, сплошная череда таверн и торговых лавок, разновеликие бутыли с вином выставлены прямо на улице, сама площадь замощена камнями, плотно пригнанными друг к другу. Под навесами расставлены столы, можно сразу отведать местного вина, но Антон увлек Полину в лабиринт узких улиц, начинавшихся от площади. Белоснежные ограды, белоснежные дома, красная черепица крыш, цветы в кадках выставлены прямо на улицу, и без того узкую, и уже вряд ли тут проедет машина; крохотный дворик, вдруг открывающийся взорам за приоткрытой ажурной калиткой; аккуратный балкончик, нависший над узкой улицей, на тот балкончик хозяйка выйдет только за тем, чтобы полить высаженные там во множестве цветы; через забор свешиваются ветки апельсинового дерева, несколько больших ярко-оранжевых плодов лежат на тротуаре, и никому нет до них дела, никто не поднимет; окна домов закрыты ставнями, будто их обитатели решили создать иллюзию необитаемой деревни – пускай ничто не мешает туристам знакомиться с Омодосом.

– Деревни такими не бывают, – сказала Полина, жмурясь то ли от яркого весеннего солнца, то ли от белизны окружающих ее стен, то ли оттого, что верила в то, что так бывает.

Они вновь оказались на площади, над которой плыл мелодичный перезвон. Это ветер небрежно трогал выставленные на продажу сувениры для туристов, связки полых металлических трубок и блестящих на солнце разновеликих стержней – стоило только их коснуться, привести в движение, как раздавался мелодичный звук.

Антон угостил Полину вином – легким, легче сока; оно было как сладкая вода, но после первого же стаканчика и краски вокруг стали ярче, и люди веселее.

– Ну как? – спросил Антон.

– Лучше не придумаешь.

– Тогда повторим?

И еще один стаканчик. Небо стало таким синим, что им можно было залюбоваться. Ветер потеплел и стал нежнее. Хотелось смеяться безо всякой причины и так же без причины радоваться жизни.

– Позвольте, я предложу вам еще один стаканчик?

– Не откажусь, – смеялась Полина. – Вы очень любезны, Антон.

Все еще длилась их игра, в которой друг к другу обращаются на «вы» и никто не спешит сделать первый шаг, не торопит события, есть во всем происходящем и интрига, и ирония, и все непредсказуемо – сейчас, в эти минуты, Полине особенно нравилась их с Антоном игра. Кто из них установил ее правила? То ли Полина забыла, то ли выпитое вино не давало ей возможности вспомнить, да так ли это необходимо сейчас?