Семь камней

– Господи, – произнес голос рядом с ним, и он ощутил вибрацию, когда Йен – слава богу, имя вернулось в его башку, конечно же, это был Йен – рухнул рядом с ним. Его друг продолжал сжимать в руке окровавленный кинжал. – О господи, Джейми.

Он поднял голову, озадаченный, полный отчаяния, потом перевел взгляд на тело девушки. Оно выскользнуло из его рук и легло на его колени с непостижимой, гибкой грацией. Маленькая, темная дырка на ее белой груди была лишь чуть-чуть испачкана кровью. Совсем чуть-чуть.

Он заставил Джейми пойти с ним в собор Святого Андрея и настоял, чтобы его друг исповедался. Джейми артачился – как и следовало ожидать.

– Нет, я не могу.

– Мы пойдем вместе. – Йен решительно взял его за руку и буквально втащил через порог. Он рассчитывал, что атмосфера храма подействует на Джейми.

Его друг внезапно замер, по белкам его глаз было видно, что он с опаской оглядывался в соборе.

Каменный свод потолка взмывал у них над головой, уходя в тень, но цветные лужицы от витражных окон мягко лежали на вытертых плитках пола.

– Мне не место здесь, – еле слышно пробормотал Джейми.

– А где же лучше, идиот? Пойдем, – пробормотал Йен и потащил Джейми по боковому проходу к часовне Святой Стефании. Многие из боковых часовен были богато отделаны – символы значимости богатых семей. Эта была крошечным каменным альковом без декора, и в ней был лишь алтарь, выцветший гобелен со святой, лица которой было уже не разобрать, и маленькая подставка для свечей.

– Стой здесь. – Йен оставил Джейми перед алтарем и вынырнул из часовни, собираясь купить свечку у пожилой женщины, которая продавала их у входа. Он уже передумал и решил не настаивать на исповеди Джейми. Он прекрасно знал, когда можно заставить Фрэзера сделать что-то, а когда нет.

Он слегка беспокоился, что Джейми уйдет, и поспешил вернуться. Но Джейми был по-прежнему там: он стоял посреди крошечной часовни, опустив голову.

– Вот, – сказал Йен, подталкивая его к алтарю. Он поставил свечу – большую, дорогую, из пчелиного воска – на подставку и вытащил из рукава бумажный жгут, который дала ему женщина. Он протянул жгут Джейми:

– Зажги свечу. Мы помолимся за твоего отца. И… за нее.

На ресницах Джейми задрожали слезы, они блестели в красном свете лампады, висевшей над алтарем. Джейми смахнул их и сжал челюсти.

– Ладно, – тихо проговорил он, но все еще колебался.

Йен вздохнул, взял у него жгут и, поднявшись на цыпочках, зажег его от лампады.

– Давай, – прошептал он, протягивая жгут другу, – или получишь у меня по почкам прямо тут.

Джейми издал звук, который мог быть кратким смешком, и поднес горящий жгут к фитилю свечи. Свеча загорелась чистым, высоким пламенем, синеватым в середине. Джейми убрал жгут и погасил его с облачком дыма. Теперь свеча горела ровным светом.

Они постояли некоторое время, сложив в молитве руки, и глядели на горящую свечу. Йен молился за свою мать, сестру и ее детей… а после некоторых колебаний (можно ли молиться за евреев?) за Ребекку бат-Леа и, взглянув краем глаза на Джейми и убедившись, что он не смотрит, за Дженни Фрэзер. Потом за душу Брайена Фрэзера… и, наконец, крепко закрыв глаза, за стоявшего рядом с ним друга.

Церковные звуки отступали, слабели – шепот камней и потрескивание дерева, шарканье ног и воркование голубей на крыше. Йен уже не произносил слова, но продолжал молиться. Потом перестал, и остались лишь покой да ровное биение его сердца.

Услышав, как вздохнул Джейми, вздохнул тяжело, он открыл глаза. Не говоря ни слова, они вышли, оставив свечу на алтаре.

– А ты сам не собирался исповедоваться? – спросил Джейми, остановившись возле дверей храма. В исповедальне сидел священник, два или три человека стояли в подобающем удалении от резной деревянной кабинки и ждали своей очереди.

– Я не тороплюсь, – ответил Йен, пожав плечами. – Если ты попадешь в ад, я, может, тоже отправлюсь туда. Бог свидетель, один ты там пропадешь.

Джейми улыбнулся – еле-еле, но все же улыбнулся – и, толкнув дверь, вышел на солнечный свет.

Какое-то время они бесцельно шлялись по городу, молча, и в какой-то момент оказались на берегу реки. Они долго смотрели на темные воды Гаронны, на ветки деревьев, сломанные недавней бурей.

– Это означает «мир», – сказал наконец Джейми. – Вот что он сказал мне. Доктор. «Шалом».

Йен и сам это знал.

– Угу, – отозвался он. – Но сейчас мир не наша работа, верно? Мы с тобой солдаты. – Он показал кивком на расположенный по соседству причал, где стоял на якоре пакетбот. – Я слышал, что прусскому королю нужны хорошие бойцы.

– Да, нужны, – подтвердил Джейми и расправил плечи. – Тогда поехали.

Зеленая беглянка

1 Лавка в Париже

Париж, апрель 1744 года

У Минервы Ренни имелись свои секреты. Одни она использовала для дела, а какие-то исключительно для себя самой. Она коснулась выреза платья и оглянулась на решетчатую дверь в дальней стене лавки. Та все еще была закрыта, а голубые портьеры плотно задернуты.