Семь грехов радуги

— Значит, основных выводов три, — подытожил он по окончании моего краткого изложения. — Вывод первый: наказываются не только проступки, но и помыслы. И это, в принципе, понятно. Как написано в одной книге, если ты взглянул на женщину с вожделением, то уже грешен, ибо прелюбодействовал с ней в мыслях своих. Вывод второй: если ты совершил несколько разных грехов, их цвета смешиваются. И, наконец, главное открытие недели: это передается. Хотя и неизвестным нам способом.

— Угу, — подтвердил я. — Так ты собираешься на завтрашнюю проповедь?

— Теперь уже точно. — Игнат помедлил, прежде чем признаться. — Знаешь, я, наверное, напишу обо всем этом книгу.

— С цветными картинками? — улыбнулся я и напомнил: — Ты же про тоталитарные секты собирался писать.

— А разве это не секта? С главным сектоидом во главе.

— Пока что-то не заметно. Контролировать нас никто не пытается, в иерархическую пирамидку не выстраивает. Что там третье было? Да, в рамках какой-то там идейки не замыкает.

— Как ты думаешь, — спросил писатель, — организации какого типа получаются самыми жизнеспособными и эффективными?

— Какого?

— Никакого! — огорошил ответом Игнат. — Или, если угодно, самоорганизовывающегося. Только объединения людей, возникающие стихийно, как правило, вокруг какой-либо идеи, с неявной системой управления, основанной на добровольном подчинении, имеют шанс просуществовать тысячелетия. И примером тому — большинство мировых религий.

— Религий?.. — улыбнулся я. — Надеешься написать новое «Откровение» в духе Иоанна Богослова? Какой-нибудь «Апокалипсис-2», записки уцелевшего? «Миссия мессии — замесить месиво», так, чтоб остальные потом две тысячи лет расхлебывали?

— Почему кет? Есть версия, что Иоанн вел свои записи с натуры. Сам он говорит, что наблюдал за событиями, описанными в «Откровении», «пребывая в духе».

— Интересно, что бы он написал, пребывая не в духе. Я бы почитал…

— Ты вообще в курсе, что такое эсхатология? спросил Игнат. Похоже, его немного раздражал мой шутливый тон.

— Наука о грехе? — подумав, предположил я.

— Не только. В глобальном смысле — о конце света. И начале нового.

— Ладно, — вздохнул я, глядя в черноту за расшторенным окном. — Что-то и вправду уже темно, спать пора. До завтра. Место встречи прежнее: Малый концертный, третий ряд.

— До завтра, — попрощался вестник грядущего конца света. — Если оно, конечно, наступит.

Ну разве может после таких разговоров присниться что-нибудь хорошее?..

Вторым позвонил Пашка. Не слишком рано, как стало модно в нашем кругу в последнее время, а без малого слишком поздно. Мы уже собирались выходить: я треножил себя, пытаясь вдеть обе ноги в одну штанину, а Маришка дожидалась меня в прихожей в полной амуниции и в нетерпении ковыряла подковой паркет. Подковка, естественно, украшала каблук полусапожка.

— Са-а-ш! — привычно позвал Пашка.

— Нуу, — откликнулся я, пренебрегая традициями. — Чего тебе?

— Я не вовремя?

— Как всегда, — буркнул я. — Ладно, говори, что хотел. Только быстро. Считай, что звонишь в Австралию.

— Через роуминг? Идет, — на лету ухватил Пашка и сразу перешел к делу: — Слушай, что означает, когда у человека морда становится цветом, как мандарин?

— Желтуху, — предположил я. — Или это не у тебя?

— Нет. У одного парня из отдела.

— Тогда взятки берет.

По отношению к Пашке такая версия у меня никогда бы не возникла.

— Взятки?.. — В Пашкином голосе сквозило сомнение.

— Ну, или зажигалки у коллег тырит. В общем, нечист на руку.

— Ага. Так я и думал, — обрадовался Пашка. — Было у меня одно смутное подозрение…

— Какого рода? — Полюбопытствовал я, но, уловив затылком Маришкин закипающий взгляд, быстро добавил: — Только коротко. Как будто с Марсом разговариваешь.

— Вообще-то это не для разглашения, но раз уж вы на Марсе… Значит так, — сказал он, и я автоматически прочертил в уме первую палочку. Которая так и осталась одна-одинешенька, потому что Пашка, хоть и был заметно возбужден, до конца рассказа ни разу не произнес «значит» или «зт самое». — Мы с этим парнем изымали сегодня партию драгмета.

— Крупную?

— Ужасно. Пять граммов с четвертью. Он взвешивал, я фиксировал.

— Преступников? — оживился я. — Наручниками?

— Нет, данные в протоколе. Потом, в конторе уже, перевесили конфискат, так положено. Сравнили с запротоколированным весом…

— И получилось меньше?

— Нет, — рассмеялся Пашка. — Больше. Почти на пол-грамма. Сделали контрольный замер на других весах, оказалось на полтора грамма меньше.

— Может, весы неисправные?

— Наши тоже так предположили. А потом я понаблюдал за Мандарином… Самое смешное — мы всегда его так дразнили, у него предки из Китая и замашки соответствующие. Так вот, смотрю, а он лицом все желтеет, желтеет, будто спелой корочкой покрывается. В общем, позвонили соседям из «ноль-три», увезли его. А потом я подумал: что, если эта штука, этот гипновирус самаритянский от тебя передался мне, а от меня уже дошел до Мандарина? Что, если он зарумянился оттого, что присвоил грамм-полтора конфиската?

— А что этот мет — настолько драг? — поинтересовался я.