Семь грехов радуги

— Да мы же с вами и будем, — сам себе ответил самаритянин. И дальнейшее выступление повел в той же вопрос-ответной манере, не ожидая уже от зала ни помощи, ни провокаций. — Скажем, убийство — грех? — Насупил брови и кивнул. — Конечно! Бесспорный грех. Причем виновным в убийстве мы признаем кого? Того, кто курок спускал? Или того, кто заказ сделал? Или того, кто знал, да смолчал? А?

— Действием или бездействием, — мазнув взглядом потолок, чуть слышно произнес писатель. — Как это свежо!

— Это я к тому, что сами заповеди за две тысячи лет не то чтобы совсем устарели, но в легком пересмотре нуждаются. Вот, скажите мне, чревоугодие — грех? Или наследие голодного прошлого? Оттуда же и посты. Не те, что на дорогах, голодные посты. Нечем было мужику кормиться весной: старое подъели, нового урожая еще ждать и ждать — вот и выдумали пост богоугодный. Очищение организма голоданием. В то время как настоящее очищение — запомните это! — достигается только покаянием. Искренним покаянием и прощением. Судите сами! Тот, кто ест без меры, делает этим плохо только себе. Если, конечно, пищу не у голодных детей отбирает, но это уже другой коленкор. Так что ж, каждый, кто поесть любит, уже и грешник? Или как? Значит, убийство записываем, а чревоугодие долой, — подвел промежуточный итог самаритянин и возложил руки на свое неслабое, в сущности, чрево. — Кто согласен, прошу проголосовать.

Руки некоторых зрителей послушно потянулись к потолку. Я лично воздержался. Маришка опять вытянула ноги к самой сцене и закрыла глаза. Но, кажется, слушала внимательно.

— Принято! — возвестил самаритянин и утвердил решение символическим ударом в большой барабан, чем усилил собственное сходство с аукционистом.

— Пойдем дальше… Кто-нибудь знает, как соединить в одно грех лености и заповедь «почитай отца твоего и мать твою»?

Вопрос был задан таким тоном, каким охотник на сцене ТЮЗа спрашивает восторженную малышню: «Дети! Куда побежал волк? Туда? Или туда?» Чувствовалась во всей этой игре какая-то фальшь. Мне сразу стало неинтересно.

Я и в детстве, кстати сказать, волка ни разу не заложил.

— Ревизионист бородатый! — выругался вполголоса писатель, интимно пристраивая локоть на подлокотник моего кресла Хотя сам в последний раз брился, наверное, с неделю назад. Во взгляде, направленном на выступающего, читалось недвусмысленное «За педанта ответишь!».

Я перестал вслушиваться в рокоток самаритянина и переключил внимание на писателя. Он был мне все-таки ближе. Конечно, не как Маришка, прислонившая голову к моему плечу, но тем не менее.

— Вы заметили, как от фразы к фразе упрощается его речь? — проникает в ухо шепоток писателя. — Специалист! Увидел, что не много в зале интеллектуалов и мягко подстроился под средний уровень. А как он отождествляет себя с аудиторией? Все эти «мы», «наш»… Мы новый… Завет составим хором… И как настойчиво вовлекает в дискуссию, создает иллюзию интерактивности. А жестикуляция… язык тела… и тембр голоса — это же НЛП в чистом виде!

— Эээ… Неопознанная летающая плошка? — выдвигаю предположение. — Или нелинейное программирование?

— Нейролингвистическое, — поправляет писатель без улыбки.

— Вот на чем я еще не программировал! — задумчиво изрекаю после короткой паузы.

— Вы программист? — Он морщит лоб.

— Программисты — в Микрософте, — отвечаю. — Я — веб-дизайнер.

— Тогда обратите внимание на костюм. Думаете, эти кроссовки — спроста?

Вопрос повергает меня в легкий шок. На мой взгляд, современный писатель должен быть в курсе, что веб-дизайнеры не занимаются моделированием одежды.

— И глаза… — продолжает он, не замечая моей растерянности. — Если вы легко гипнотабельны, лучше не смотреть в глаза. Даже не слушать. И вообще… Лучше бы вам не появляться на подобных сборищах. Но раз уж пришли… Рекомендую соблюдать некоторые правила. Если попросят в конце заполнить маленькую анкетку — откажитесь. Ни в коем случае не оставляйте своих координат — ни телефона, ни тем более адреса. Не называйте имен, иначе вас вычислят мгновенно. И… О! Вот еще! Обратите внимание…

Я обратил. По боковым проходам, улыбаясь, как проводницы вагона люкс, вкрадчивой походкой двигались две женщины с большими пластиковыми подносами. На подносах в крошечных граненых стаканчиках плескалось что-то красное и, судя по мелким капелькам на стекле, охлажденное. Должно быть, сок или вино. Если вино, то скорее всего кагор. Пересмотр пересмотром, но ведь и для отпетого ревизиониста должно быть что-то святое!

Немедленно захотелось пить. Но санитар человеческих душ, конечно же, не преминул все испортить.