А может быть, это только мне так не повезло. В конторе, куда я обратился по объявлению, у офис-менеджера наблюдался явный сдвиг по фазе на почве соблюдения трудовой дисциплины. Несильный сдвиг, не больше, чем у синуса по отношению к косинусу. У него, кстати, и кличка была соответствующая: Пи-пополам. Или, если уж вконец озвереет, просто Пи.
В той фирме каждый сотрудник носил на шее специальную идентификационную карточку на полуметровой неразрывной цепочке, а магнитоприемник был приварен к рабочему столу. Встал из-за стола, вынул карточку — рабочее время пошло в минуса. Заснул на рабочем месте — через тридцать секунд клавиатурного простоя включился интеллектуальный скринсейвер. Ты продираешь глаза, а на черном экране монитора извивается трехмерная цифирь, показывает, сколько именно денег вычтено из твоей зарплаты за время отдыха. И видеокамера в каждой комнате, и звонок менеджера: «АТС засекла, ты двадцать минут разговаривал по телефону не о работе!» А вот время, проведенное в уборной, из общего не вычиталось. Там тоже был вмурован в стену магнитоприемник, правда девушки-сотрудницы жаловались, что слишком высоко, неудобно, задохнуться же можно! И знаете, почему не вычиталось? Потому что, по собственным словам офис-менеджера, в этом помещении он «думает о работе»! Следовательно, и другие имеют право. Уточнил бы еще, чем он там думает…
Брррр! Ужас!
Я утрирую, конечно, но в меру. Раза в полтора.
По мне ходить на работу, значит ежедневно переступать через себя. Причем дважды: на пути туда и обратно.
Так что… Я раскинулся в кресле, сложив ноги на пуфик, острозагнутым носком тапочка вдавил кнопку «Power» стоящего на полу системного блока и закончил мысль… Есть все-таки определенная прелесть в работе вольного дизайнера. Ощущение свободы и собственной причастности хоть к какому-то, пусть насквозь формализованному, но искусству.
И все-таки занятие веб-дизайнера разительно отличается от чистого программирования. Вот где, на мой взгляд, или, как принято выражаться в ФИДОшной среде, на мое IMHO, подлинное искусство! Буйство эмоций, феерия чувств…
Не верите?… Хм…
Вы никогда не смеялись, просматривая чужие исходники? Не ругались вслух и не били кулаком по клавиатуре, когда система намертво подвисала, не поззоляя сохранить результаты многочасового труда? И вы не знаете, к чему может привести точка, поставленная вместо запятой в фортрановском цикле? Так знайте: некоторые ракеты из-за этого не долетают до Луны. Если, конечно, верить легендам.
Дизайнер, с точки зрения программиста, — это как чертежник, на взгляд Андрея Рублева, автор ремиксов — на слух Бетховена, составитель официальных некрологов, по мнению какого-нибудь живого классика…
Кстати! — подумалось вдруг. А как поживает наш новый знакомый? Санитар душ.
Возможно, он лучше нашего ориентируется в ситуации. Или может пролить хоть какой-нибудь свет на события последних суток. Кроме того, любопытно, как в этом свете изменится его негативное отношение к тоталитарным сектам. Усугубится или?..
Только вот где этого писателя теперь искать? Я ведь даже имени его не запомнил.
— Мариш… — зову.
— Аю?
— Ты помнишь вчерашнего рукописца? Как его звали?
Маришка занимается тем же, чем всегда, если только не дремлет в уютной позе с закрытыми глазами, — любуется на себя в зеркале. С другой стороны, на что еще здесь смотреть? Не на меня же!
— Не помню. Он не представился. А зачем тебе?
Тюбик губной помады она держит на манер микрофона. Издержки профессии… Хорошо еще, мне не пытается передать, задавая вопрос.
— Да вот, думаю, что бы такого умного почитать. Чем побороть послеобеденную бессонницу, — сочиняю на ходу. — А помнишь, он нам еще рукопись какую-то показывал?
— Скукопись.
— Что?
— Рукопись — то, что написано от руки. А это — скукопись, от скуки, от дурной головы и интеллектуального снобизма.
— Так категорично? — Я удивлен и в целом миролюбив. — А вдруг мы познакомились с живым классиком?
— Хороший классик, — Маришка свинчивает язычок помады и плотоядно улыбается своему отражению, — живым не бывает!
— Ладно… — не спорю. — А название произведения ты не заметила?
— Заметила. Обреченный на что-то.
— На что?
— Не помню. Может, на смерть? Или на жизнь? А может, на бессмертие?
— Ага, — говорю. — Спасибочки.
Точно! «Обреченный на…», остальное закрывала рука писателя. Слабая, конечно, к тому же какая-то трехсмысленная, но зацепка.
Известно, что всех непризнанных писателей, всех этих условно «молодых авторов» неудержимо тянет в сеть, как… как каких-нибудь анчоусов! Тут-то мы и будем его ловить, дождемся только бесплатного ночного коннекта. А пока…
Облако Маришкиных духов окутывает меня, губы прикладываются к щеке: «До завтра!», слышится деловитый перестук каблучков в прихожей. Воздушная, улыбающаяся, целеустремленная — сразу видно, человек спешит на любимую работу. Вот только скажите, зачем диджею на радио столько внимания уделять косметике? Слушатели же не оценят!