Семь грехов радуги

Евгений взглянул на меня исподлобья и промолчал, поскольку его рот был занят бутербродом, но во взгляде бизоньих глаз я прочел: «Кто из нас бизон – очевидно, а вот кто раненый… и на какой орган – это мы еще разберемся…»

И вдруг прямо в ухо – тихий Маришкин шепот, снисходительно-ироничный:

– Ну, слава Богу! Я уж боялась, ты никогда не соберешься.

И мне понадобится не один месяц, а может, и год, на то, чтобы научиться не обращать внимания на ее интонации: равнодушные, снисходительные, а порой и визгливо-истерические. Пусть они обманывают кого-нибудь другого, я-то доподлинно знаю, какая она на самом деле, моя Маришка.

А в тот момент я лишь вдохнул головокружительный запах ее волос и прошептал, шалея от собственной наглости:

– Хочешь… Пойдем сегодня встречать рассвет?

– Думаю, сперва было бы не кисло проводить закат, – в тон мне ответила Маришка и недвусмысленно покосилась на бизона.

Бизон боднул меня взглядом, ничего, как говорится, не предвещающим. Хорошего – так наверняка.

«Как же я стану теперь от него избавляться? – подумал я и ощутил в груди неприятный внутренний холодок. – Или, скорее, он от меня?»

Однако, будущее распорядилось иначе.

Я обязательно спрошу Маришку о нем, но не сейчас, а гораздо позже, когда нас уже надежно свяжет друг с другом предрассветное восшествие на трамплин и множество других, не менее приятных воспоминаний.

– Зачем? – спрошу я. – Зачем был нужен этот гигант?

– Во-первых, он забавный, – без обиняков ответит Маришка. – Кроме того, должен же ты был встречать трудности на пути к заветной цели и мужественно их преодолевать.

– А если бы я не дошел? – задам я провокационный вопрос и испытующе окунусь в зелень ее глаз. – Если бы испугался или потерял надежду – и отказался от борьбы?

– Тогда… Наверное, тогда бы Евгений сейчас спрашивал: «Зачем был нужен этот карлик?» – произнесет Маришка, подражая интонациям супербизона.

И трижды хлопнет своими восхитительными ресницами.

Я тоже моргаю, чтобы сфокусировать взгляд, и на минуту возвращаюсь из прошлого сентиментальных воспоминаний в настоящее.

За время моего отсутствия мало что изменилось, разве что дорога под колесами маршрутки стала ощутимо лучше, а за окнами вместо типовых новостроек унылой расцветки маячило теперь ярко-зеленое ограждение кольцевой автодороги.

Маришка сидит рядом, плотно вжавшись в мой левый бок и, по-видимому, дремлет.

Сидящая напротив девушка пошевелилась. Взгляд ее по-прежнему прикован к книжным страницам, но переменилось положение ног, и теперь в разрезе черного пальто я вижу левую ногу, от колена и ниже, скрестившуюся с правой, зацепившуюся за нее мыском туфельки. И я, хоть отдаю себе отчет, что пялиться на посторонние женские ноги еще неприличнее, чем на прическу или лицо, не в силах наступить на хвост собственной мысли.

Это ведь надо так заплести ноги! Я бы точно не смог. Вот Маришка – та смогла бы, причем запросто! Она сама иной раз сядет за стол в кухне – и так ножки закрутит, что подумаешь невольно: только бы не зазвонил телефон! А то бросится, не разобравшись, а ведь ей в ее положении только с табуретки встать – минуты три нужно.

Кстати, и ноги у них очень похожи, Маришкины и этой вот девушки. На первый взгляд…

Скашиваю глаза вниз, но на Маришке сегодня по случаю ветреной погоды надет длинный плащ, а под ним еще джинсы, так что детальное сравнение я откладываю на потом, а пока довольствуюсь тем примерным результатом, который подсказывает мне память.

Да, приходится признать, что Маришкина гордость, длинные стройные ноги, хоть и редки в природе, но не уникальны…

Не удивительно ли? Наверное, не одну тысячу раз в своей жизни я имел возможность любоваться ее ногами, но всегда буду помнить самую первую. Когда она поднималась впереди меня по экспоненциально возрастающей лестнице, вслух пересчитывая ступеньки, которые вообще непонятно зачем приделаны сбоку горнолыжного трамплина – во всяком случае не для того, чтобы скользить по ним на пластиковых лыжах! Хотя, быть может…

Быть может, они были предусмотрены неведомым проектировщиком как раз для такого случая?

Вопреки опасениям, в которых я стыдился себе признаться, но которые от этого не становились менее актуальными, конфликт с Евгением разрешился сам собой, бескровно и даже немного скучно.

Не получив по физиономии в первые тридцать минут открытой конфронтации, я несколько успокоился: момент был упущен. Это понимал и сам Евгений, хоть и не подавал виду. Пару раз после этого я ловил на себе его полные угрозы взгляды. «Да, как правило, – читалось в них, – ожидание смерти хуже самой смерти, но в твоем случае все будет иначе. Но ты все равно жди, жди… скоро дождешься!»

Ах, если бы он говорил так же красноречиво, как глядел исподлобья – я ни за что бы не сумел отбить у него Маришку! От одного его взгляда мне хотелось забраться голым в чащу ночного леса и, обмазавшись медом диких пчел, сесть на муравейник.

Чтоб меньше мучаться.