Семь грехов куртизанки

Когда его рука перестала меня держать, я пошатнулась — трясущиеся колени не выдерживали моего веса. Он осторожно прислонил меня к столбику кровати, голой спиной к прохладному резному дереву. Я убрала руки за спину, чтобы держаться за столбик, и уронила голову на грудь, прячась под водопадом волос и пытаясь ухватиться за это ощущение его. Куда я пыталась дойти? Я не знала, но понимала, что не найду туда дорогу сама. Мое тело становилось охладелым и одиноким без его прикосновений, без его сильного присутствия, без его горячего дыхания возле моего уха.

Я нуждалась в этом незнакомце, в этом «Сударе».

Это откровение должно было встревожить и даже напугать меня. Я, которая так отчаянно боролась за свою свободу, охотно отдавалась во власть этого неизвестного мужчины. И все-таки я не боялась. В этом открытии была сила. В том, как мое тело отзывалось на его огромные, бесстыдные руки, была свобода. Каким-то внутренним чутьем я знала, что если продержусь эту ночь, то научусь летать.

Я почувствовала, что его большие руки гладят мне волосы. Он обхватил мои скулы ладонями и приподнял мое лицо. Я посмотрела на него, дрожа и задыхаясь, позабыв о своей наготе.

— Скажи «трахаться».

Я втянула в легкие воздух.

— Трахаться.

Порочное слово легко слетело с моих губ — ведь кто, как не я, только что кричала его во весь голос? Этот послушный лепет не шел ни в какое сравнение с моими недавними воплями.

— Нагая и нечестивая. — Его красивые губы изогнулись. — И в то же время такая утонченная. Мои аплодисменты.

Нелепо было гордиться собой, как школьнице, получившей хорошую отметку, но я гордилась. Впрочем, разве это не одно из препятствий, преодолеть которые мне нужно на пути к своей цели? Я должна гордиться.

Я, кажется, уже упоминала, что исключительно быстро учусь.

Он продолжал смотреть на меня из-под густой тени маски. Что он видел? Я была так увлечена собственными переживаниями, что не задумывалась о его нуждах.

Хорошие куртизанки вряд ли такое допускают.

Я подняла руки и несмело провела ладонями по его груди, скользнула по жилету, вверх под накидку и вниз по плоскому, твердому животу. Его тело было таким сильным под богатой одеждой. Я никогда раньше не прикасалась к мужчинам, но ожидала чего-то более мягкого от джентльмена. У Сударя было тело рабочего, руки конюха, а одежда и манеры лорда.

Возможно, такие требования и предъявлялись к наемным любовникам. Лебедь подчеркивала, что хорошая спортивная форма и грация чрезвычайно важны для куртизанки. В наемном любовнике должны цениться сила и выносливость, не так ли?

Мне вдруг ужасно захотелось испытать эту силу и выносливость на себе.

— Не желаете теперь снять одежду, Сударь?

Он замер под моими несмелыми руками. Я положила ладонь ему на грудь и почувствовала стук его сердца, подобный галопу лошади по твердой дороге. Он хочет меня.

Я полнее ощутила свою власть. Шагнув ближе, я скользнула к застежке его жилета и потеребила верхнюю пуговицу кончиками пальцев.

— Я дождусь, пока меня попросят, — сообщила я.

— Я не стану просить, — ответил он резким шепотом.

Он не злился. Он пылал. Мне стоило лишь бросить взгляд на ширинку его брюк, чтобы понять это. Невинность невинностью — хотя возможно, я была уже не так чиста, — но все видели, как спариваются животные. В общем и целом я понимала, что произойдет. Лебедь пыталась объяснить более подробно, но я так волновалась, что почти не слушала. Как бы там ни было, мое невежество меня не удручало. У меня было огромное желание учиться.

Поэтому я стала без спросу раздевать своего замаскированного любовника. Первым делом я медленно расстегнула пуговицы жилета, обнаружив под ним льняную сорочку. Когда темная парчовая безрукавка распахнулась, я сбросила ее с плеч вместе с накидкой. Чуть колючая шерстяная ткань сползла на пол, и я погладила ее напоследок, ибо знала, что буду скучать по ощущениям, которые она подарила моей возбужденной плоти.

Скорее на ощупь, чем на глаз, я принялась развязывать галстук. Первые несколько мгновений ничего не выходило. Потом я раскусила секрет узла и вскоре сорвала его с шеи Сударя и триумфально обвязала им свою.

— Сувенир, — пробормотала я.

— Да, позднее он может нам пригодиться.

Его шепот был почти рыком.

Мои колени подогнулись от мыслей, которые он спровоцировал, но я преодолела слабость. Рубашка оказалась уже наполовину расстегнутой, и я поймала себя на том, что заворожена треугольником оголенного мужского тела у меня перед глазами. Грудь Сударя была такой же смуглой, как лицо и руки, — опять же, как у батрака, который работает в поле по пояс голым. Может быть, утром он уйдет от меня засевать ниву? А может — при этой мысли мне стало трудно удерживаться на ногах, — он регулярно занимается любовью на улице? Перед мысленным взором вспыхнула картинка: голый и мокрый от пота Сударь возвышается над женской фигуркой в густой траве. Разумеется, у этой женской фигурки были темные волосы и пышная грудь.