Семь грехов

Гости «Шарле де Лантье» снова обернулись к сцене.

– Мои верные поклонники. Что с них взять! Не хотят делить кумира со столь огромной аудиторией.

Зрительницы заулыбались. Кавалеры недовольно смотрели на своих растаявших спутниц, вечно пребывавших до появления этого пижона в состоянии скорби.

– Посвящается теме неразделенной любви, – объявил слушателям черт.

Он знал, что сердце его черство,
Эгоистично и развратно.
Что полюбить ему непросто,
И путь греха шел безвозвратно.

Блуд был ужасным лицемером,
Пускающим лишь пыль в глаза.
Он насыщался новым телом
И уходил, не проронив слова.

Затронуть струны его сердца,
Пустить в свой сокровенный храм.
Никто из дам не мог пригреться,
И он ломал их пополам.

Он исполнял свой хитрый план,
Лишь утоляя чувство жажды.
Ни разу не склонив свой стан,
Чтоб извиниться хоть однажды.

Но кара всяких настигает,
Пришел и Блуда час расплаты.
И дева жизнь его меняет,
Растасовав по новой карты.

Он обнажил ей свое тело,
Впервые получив отказ.
И он не понял, в чем же дело?
Что так внутри болит сейчас?

А истина пришла позднее,
Но время вспять не повернуть.
Из кукловода он ловчее
Избрал марионетки путь.

И в рабстве он готов служить,
Забыв, как выглядит свобода.
Желая доступ получить
К своей богине из высшего рода.

– Кто-нибудь поверил хоть одному его слову? – скептическим тоном отозвалась Ферга. – Черти не меняются! Да никто не меняется в этом грешном мире. – Она повернулась к своему сопернику, который в этот раз почему-то помалкивал во время его любимых философских дискуссий: – Что ж, еще одна победа…

Алый бык лежал, уткнувшись лицом в стол. Паучиха, приложив все силы, подняла его и облокотила на спинку стула, и тот без сопротивления сел, свесив голову назад.

– Ферга! – возмущенно воскликнула демонесса.

– Что? Он сам был инициатором этой затеи! С его стороны было опрометчиво соглашаться на этот спор с Чревоугодием. Это то же самое, что я бы предложила ему устроить спарринг, в котором, как бы ни старалась, проиграла. Но надо отдать должное, он держался дольше, чем все некогда поспорившие со мной.

Фурия, которая за весь вечер по традиции не обмолвилась ни с кем ни словом, не выражала своих эмоций, и лишь змеи выдавали ее настроение. Судя по их поведению и шипению, она была совсем не рада происходящему. К этому моменту их гиперактивный товарищ вернулся.

– Думаю, это тебе понадобится, – Деос отдал Неамаре сложенный лист бумаги. – Вдруг в один тоскливый вечер ты раскроешь его, чтобы вспомнить о таком незабываемом Блуде, как я. – Он сел на единственный свободный стул и закурил. – Заглянешь в свою опочивальню, где лежал обнаженный красавчик, и вспомнишь о том дне, когда я был весь твой, а ты этим не воспользовалась…

– Кхм! – Неамара приказала ему взглядом замолчать, пока не поздно.

– Это лишь мои фантазии, простите! – выпустив облако дыма, оправдался черт. – Я с головой окунулся в поэзию и не могу из нее выйти. О нет! Старикан пропустил мое выступление? – только заметил спящего быка Деос.

– Он отключился только под конец. Боролся до последнего, – обнадежила его Черная вдова.

Беседовавшие грехи вынуждены были отвлечься на голос, объявляющий победителя поэтического конкурса. Жеманный эльф с зализанными назад волосами, который вел торжественный вечер, попросил гостей «Шарле де Лантье» ненадолго отвлечься и уделить ему минуту внимания.

– Уважаемые дамы и господа! – он оглядел сидящих в зале гостей и сжал губы, остановив взгляд на столе буйной семерки. – В который раз вечер поэзии удивляет нас талантами, глубокими мыслями, искрометными метафорами и сильнейшей подачей конкурсантов. Браво! Похлопаем нашим поэтам!

В зале раздалось дружное рукоплескание.

– Жюри уже сделало свой выбор, но и вы, дорогие друзья, вольны выбрать своего любимца! Я назову имена всех участников, а вы поддержите самого достойного, на ваш взгляд, претендента на приз зрительских симпатий!

После оглашения нескольких конкурсантов, которые получили негромкое одобрение зала, очередь дошла до Деоса, и оглушительные аплодисменты резко заполнили зал «Шарле де Лантье». Женская часть зала кокетливо захихикала. Деос, развалившийся на стуле, ухмыльнулся, будто бы такая реакция была для него обыденным явлением.