– Особенный день? – Я сразу же сменила гнев на милость.
– А может, и ночь, – игриво ответил Петрик.
– Еще более особенная, чем эта? – съехидничал ревнивец и завистник Караваев.
На десять включений с интервалами в пять-десять минут ушло примерно полтора часа.
Петрик действительно умудрился задремать и сладко похрапывал, мечтательно улыбаясь. Караваев сердито сопел, беззвучно барабаня пальцами по рулю. Эмма вообще вышел из машины, сказав, что снаружи ему удобнее будет наблюдать за окнами. Судя по шорохам и тихому чавканью, он нашел поблизости что-то съедобное и беззастенчиво это уплетал. Только Игорь ответственно жал на кнопочки, безропотно подчиняясь моим тихим командам. Я даже не думала, что частные сыщики – такой похвально дисциплинированный народ!
Наконец запись подошла к концу, и очень вовремя: из окна хозяйской спальни, прямо сквозь брызнувшее фонтаном осколков стекло, со звоном вылетел какой-то снаряд.
– Бутылка из-под виски! – доложил примчавшийся с полей и огородов Эмма.
В одной руке у него была редиска, в другой – квадратная емкость с этикеткой Jack Daniel’s.
– С ума сошел, немытую редиску жрать?! – накинулась я на братца.
– А я ее влажными салфетками, они у меня антибактериальные!
– А желудок у тебя какой, бронебойный?!
– Так, Люся, Люся! У нас уже есть один пациент, совсем тяжелый! – остановил меня Караваев.
– Похоже, клиент созрел, – подтвердил невозмутимый Игорь и наконец убрал осминожий пульт в карман. – Ну? Что дальше?
– В атаку! – скомандовала я.
Петрик спал, и мы оставили его в машине. Выдвинулись боевой четверкой: я, Караваев, Рояльный и Эмма, с мажорным хрустом спешно дожевывающий редиску. Когда я оглядывалась на него, братец замирал с оттопыренной щекой, талантливо притворяясь, будто предательский звук не имеет к нему никакого отношения, но затем, едва я отворачивалась, хрустел еще энергичнее.
Даже невозмутимый Игорь не выдержал и придержал нас всех у калитки, обращаясь к Эмме:
– Давай-ка ты уже дожуешь, а потом мы приступим, а то как-то несолидно получается.
– Розовый осьминог задал тон, – съязвил Караваев, но послушно остановился, дожидаясь, пока смущенный общим вниманием и осуждением Эмма закончит внеплановую трапезу.
– Доел?
– Хрумпрхр… да!
– Двинулись.
Я толкнула калитку, которую Артем, уходя, не запер, и мы вошли во двор. Там Игорь с Караваевым неожиданно ловко обошли меня, и я – Генералюссимус! – вдруг оказалась в хвосте с Эммой. Восстановить правильный боевой порядок не удалось: эти двое, Караваев и Рояльный, начали действовать на редкость слаженно, понимая друг друга почти без слов.
– Первый пошел.
– Прикрываю.
Я вдруг заметила то, на что поначалу не обратила внимания: а мужики-то оделись в черное! Входная дверь дома, тоже незапертая, даже не скрипнула. Двое в черном беззвучно просочились внутрь и как будто растаяли там. Мы с Эммой остановились в легкой растерянности.
– А чем он его прикрывает? – задумчиво спросил братец.
Я не успела высказать предположение. Из дверного проема высунулась рука и сделала призывный жест.
– Нас зовут! – обрадовался Эмма.
Я выдохнула с облегчением: не бросили!
В прошлый раз, когда Караваеву довелось поиграть в спецназовца в моем присутствии, у меня была совсем не героическая роль жертвы, привязанной к стулу.
– Идем же! – Братец потянул меня за руку.
Мы вошли в дом. В просторном холле Караваев, которого я в потемках приняла было за декоративную скульптуру, махнул нам в сторону лестницы и предупредительно подсветил ступеньки. Мы поднялись на второй этаж – там ждал Рояльный, очень эффектный в черной маске спецназовца и с пистолетом. Свободной рукой он ловко, как сурдопереводчик в телевизоре, сделал серию жестов – смысла мы не уловили, но красоту исполнения оценили.
– Вот круть! – шепотом восхитился Эмма и обернулся ко мне: – А у тебя, случайно, нет запасного пистолета для меня?
У меня и для себя-то его не было, но льстило, что он считает сестру такой крутой – вооруженной до зубов.
Тут сзади бесшумно, – я аж вздрогнула, – подошел Караваев, избавив меня от необходимости разочаровывать юного падавана.
– Стоим, ждем, – прошептал он.
Мы постояли, подождали. Рояльный исчез, из комнаты дальше по коридору донеслись голоса, мягкий стук, шорохи. Потом опять появился Игорь и нормальным голосом сказал:
– Все, можно.
– Вперед. – Караваев подтолкнул меня, я – Эмму, и этаким паровозиком мы выкатились на сцену действий.
Уже не военных: оказывать нам вооруженное сопротивление было некому, – в комнате, заполненной мягкими игрушками всех оттенков розового, имелся всего один противник. Уже поверженный: веревка, которой он был прикручен к креслу, явно выдавала статус пленного. Я мысленно порадовалась, что на сей раз это не моя непочетная роль.
– Давай, Люся. Жги! – Караваев мягким шлепком по попе вывел меня на оперативный простор.
Устраивать сейчас разборки по поводу недопустимой фамильярности было не к месту, поэтому я только мысленно поставила себе галочку – надо будет поучить любимого хорошим манерам – и обратила суровый взор на нашего пленника.