Семь футов под килькой

– Вот! – Караваев на переднем сиденье, повернувшись к нам, назидательно воздел указательный палец. – Бери, Люся, пример с хорошей женщины, царство ей небесное…

– Нет, спасибо, я лучше еще поживу, – отговорилась я и снова обратилась к соседу: – Ты поясни, какая связь между любовью к мужу и частным сыщиком? Я бы еще поняла, найми она тебя за неверным супругом следить, но добывать рецепт варенья…

– Так для любимого же! – жарко задышал сентиментальный Петрик, удивляясь моей непонятливости. – Ольга Петровна хотела помочь супругу узнать для него такой важный секрет!

– Думаешь? – усомнилась я.

– Думаю, тут немного другое. – Игорь тоже проявил здоровый цинизм. – Ольга Петровна смекнула, что ее любимый муж увивается за женой Покровского не от великого чувства, а ради рецептика. И рассудила вполне здраво: будет у ее Витеньки тот рецепт – не нужна ему станет мадам Покровская, их роман закончится и блудный Афанасьев вернется в лоно семьи.

– А вот это уже похоже на правду, – кивнула я. – Но ты рецептик не узнал, ведь так?

– Не узнал, – согласился сыщик. – Но деньги за заказ взял вперед. И теперь, когда рассекречивать чудо-варенье уже нет смысла – моя заказчица умерла, ей все рецепты как мертвому припарки, – я оказался в сложной этической ситуации. Вернуть Афанасьевой деньги невозможно, оставить их себе просто так я тоже не вправе. Вывод: надо все-таки отработать гонорар…

– Найдя убийцу Афанасьевой! – с энтузиазмом подхватила догадливая и сообразительная я. – Ну, что ж, теперь понятно, почему ты здесь, с нами.

– А вот скажи… – начал было Петрик, но тут зазвенел мой мобильный.

Все выжидательно замолчали. Я выхватила телефон из кармана, прижала к уху, послушала и деловито сказала:

– Добро. Принято, – и снова спрятала аппарат. Обведя взглядом присутствующих, не обойдя и осьминога, я скомандовала: – Едем, пора! Миша, остановись на ближайшей заправке.

– Да у меня полный бак, – заворчал Караваев, поворачивая ключ в замке зажигания. – Или кому-то в туалет приспичило? Так тут кусты прекрасные, зачем на заправку…

Я жарко задышала.

Петрик, ощутив приближение грозы, подался вперед и громким шепотом урезонил Караваева:

– С ума сошел – с Генералюссимусом спорить?! Делай, как сказано, и все останутся живы!

Караваев молча придавил педаль газа. Рояльный Игорь покосился на меня с опасливым интересом. Петрик погладил мое плечо мягким осьминожьим щупальцем и ласково заворковал:

– Спокойствие, бусинка, только спокойствие!

Я проглотила сформировавшийся в горле файербол и нарочито ровно поинтересовалась:

– Где пакет осьминожий?

– У меня! – Эмма на переднем сиденье поднял, как школьник, правую руку. А потом и левую – уже с пакетом.

– Держи. – Я передала ему осьминога Мадженту и детально проинструктировала: – Мы останавливаемся, ты выходишь и легко, непринужденно отдаешь пакет с игрушкой Артему – водителю белого «мерина»-«ешки».

– А как он выглядит? – спросил дотошный Эмма.

– «Мерседес-Бенц» E-класса? – влез умник Караваев. – Похож на «Мини-Майбах»: вытянутый капот, в задних стойках окошко характерной формы, общая длина седана…

– Он рыжий! – рявкнула я, прекрасно понимая, что Эмма спрашивал про внешность водителя, а не автомобиля. – Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!

– Не злите вы Люсю, а то она тоже убьет дедушку! – быстро сказал Петрик.

– Я, по-твоему, такой старый? – обиделся Караваев.

Умный все-таки. Сразу понял, кого злая Люся грохнет первым.

– Не старый, а выдержанный, как хороший коньяк, – польстил Караваеву дипломатичный Петрик.

– Вернусь домой – напьюсь, – убежденно молвил мой любимый и нажал на тормоз. – Заправка! Приехали.

– Белый «мерин» у второй колонки слева, – подсказал Игорь, посмотрев в окошко.

– Эмма, пошел! – скомандовала я.

Братец послушно вылез из машины и направился к белому «Мерседесу». Максимально легко и непринужденно – рассеянно поглядывая по сторонам, насвистывая и помахивая пакетом.

– Переигрывает, – вздохнул Петрик.

Наш юный артист меж тем отыграл непринужденность и принялся изображать непосредственность, весьма бесцеремонно и на редкость последовательно влипая лицом в стекла белой машины. Начал он с окошка с водительской стороны, перешел к лобовому стеклу и двинулся дальше по часовой стрелке.

– Что он делает? – не поняла я.

– Пытается в салон заглянуть, – любезно ответил все еще живой Караваев. – А стекла-то тонированные!

Обойдя чужую машину по кругу, Эмма оглянулся на нашу, развел руками и почесал в затылке – изобразил недоумение. Потом талантливо сыграл мгновенное озарение: вспыхнул радостью, замер, вздернул указательный палец – «Эврика», мол! – и с ускорением устремился в магазин при заправке.

– Я точно кого-то убью, – простонала я.

– Да не спеши, это всегда успеется. – Петрик похлопал меня по руке.

Эмма скрылся за дверью и через несколько секунд опять появился на пороге – с торжествующей улыбкой и без пакета. Ничуть не сомневаясь, что публика следит за ним неотрывно, он победно вскинул над головой руки, сложенные в замок, и в этой горделивой позе замер на крыльце, как на пьедестале.