— Завтра в Мэринленд поедем, дельфинов смотреть! — сообщил он последнюю новость. Паша всегда в курсе таких событий.
— Кто поедет, а кто и повахтит, — пробасил боцман. — Не всё коту масленица.
В Мэринленд, Морскую страну, отправились всего восемь человек. Общество австрало-советской дружбы предоставило две легковые машины.
— Я тебе потом всё расскажу, — пообещал Лёшка Паше.
Тот лишь вздохнул…
По обеим сторонам дороги мелькали низкорослые эвкалиптовые рощи, похожие на осинники. Эвкалипты меняли кору; с выкрученных мускулистых стволов свисали коричневые ленты. Обнажённые стволы матово отливали белой с прозеленью кожей.
Акации не обращали внимания на австралийский календарь и зеленели сочно, по-летнему. На магнолиях кое-где сохранились цветы, белоснежные, с жёлтыми розетками внутри.
Вдали синели пологие горы, облысевшие и курчавые от обильной растительности.
Ехали долго. Наконец показался океанский берег — длинная золотая полоса, прилизанная волнами и приливами. Ярко-синяя гладь воды прочерчивалась белопенными валами прибоя.
Курортный городок Саутспорт сплошь состоял из отелей, пансионатов, мотелей. Первые этажи заняты ресторанами, кафе, пивными барами. На жухлой траве вдоль берега — разноцветные палатки, единственное дешёвое жильё в Саутспорте.
На высоких флагштоках небольшого стадиона плескались на ветру разноцветные вымпелы Мэринленда.
Очередное представление в дельфиньем театре начиналось в четверть первого.
Времени было достаточно, пошли смотреть океанарий.
В высокой круглой башне, пронизанной солнцем и люминесцентными светильниками, плавали обитатели океана. Каких только не было здесь рыб! Плоские, как камбала, шаровидные, горбатые, подслеповатые, глазастые, гладкие, словно змеи, покрытые крупной чешуёй, с осетровыми ромбами вдоль всего тела, серебряные, золотые, синие, полосатые, в крапинку…
Отделённые толстым смотровым стеклом, по-коровьи жевали губами толстогубые групперы, громадные океанские окуни с бездумными глазищами.
Великанша черепаха плавно и величаво, словно в невесомости, парила в прозрачной воде, то всплывая до самой поверхности, то опускаясь до песчаного дна. На дне — Лёшка не сразу и разглядел — лежали серые лопухи морских скатов.
Одуревшие от долгого тюремного заточения аквариума, монотонно кружили две акулы, не очень длинные, но и с такими лучше не встречаться в открытом море.
— Если хотите посмотреть настоящих акул, пойдёмте туда! — сказал шофёр, указывая на невзрачное здание.
Все подумали, что там специальный акулий бассейн. Оказалось — кинотеатр. Сеанс начался, но здесь можно входить и выходить когда вздумается.
Фильм был цветной. Мужчина и женщина, отчаянные храбрецы, аквалангисты, поочерёдно приближались вплотную к гигантской китовой акуле. Скользили вдоль двенадцатиметровой туши, касались руками высокого, словно яхтный парус, спинного плавника, подплывали к широченной пасти. Человек выглядел при этом крохотным, жалким лягушонком, настолько ничтожным, что акула и не замечала его.
Чудовищных размеров манта, чёрная сверху и бледно-жёлтая снизу, рогатая, с острым хвостом-рапирой, колыхая гибкими крыльями, казалось, прошла над головами зрителей и исчезла, словно привидение в кошмарном сне.
Показывали и других диковинных океаножителей, но наибольшее впечатление оставила китовая акула.
— Она не такая страшная, — сказал Николаев. — Китовая акула питается планктоном, рачками, всякой мелюзгой.
— Не такая страшная, пока в кино смотришь, — мрачно заметил боцман. Как все старые моряки, Зозуля люто ненавидел акул всех видов и названий. — Уже и к дельфинам, пожалуй, пора?
Всем не терпелось попасть к дельфинам.
Театр Бена Кропса вернее было бы назвать цирком. От прямоугольного, довольно глубокого бассейна, выложенного светлым пластиком, уходили веером многоярусные ступени — сиденья.
К бассейну примыкали, отделённые сетчатыми калитками, несколько коротких, узких загонов — артистических уборных. В них томились две афалины.
Солнце сушило гладкие тёмно-серые спины. Овальные отверстия дыхал открывались и закрывались, как аварийные клапаны. Громкое, надсадное дыхание, хрипы, всхлипы, бульканье. Дельфины изнемогали, как загнанные цирковые лошади.
Лёшке почудилось, что он узнал в одном из дельфинов весёлую афалину, которая встречала судно на подходе к Австралии. Лёшка так и не сделал ни одного снимка.
Прозвучали фанфары. Седоголовый мужчина в цветастом пляжном костюме объявил в переносный микрофон о высших достижениях дрессировки дельфинов в его театре. И представление началось. Дельфины молнией носились в зелёной прозрачной воде бассейна, прыгали, резвились, проделывали сложные акробатические номера и трюки. И всё это — с радостью, с упоением! Дельфины упивались свободой. Временной, но свободой. Даже на душе легче стало.
Дельфины играли в кегли, доставали в вертикальном прыжке мелкую рыбёшку, насаженную на кончик палицы, которую держала в вытянутой руке блондинка в ярком купальнике. Дельфинам надевали на глаза тёмные колпачки, и артисты вслепую точно и безошибочно находили в воде цветные колечки.