Семь фунтов брамсельного ветра

– Он не выпалит, он же без патронов. Я пока так привыкаю… вхолостую…

…Лоська опять сказал Томчику:

– Ладно. Только лучше в том костюме, в котором ты снимался. Там у тебя такой морской вид…

– Хорошо!

Сам Лоська тоже был в “морском виде”, то есть в летней одежонке с пунцовым галиотом. И на портрете, и сейчас. На портрете, “потому что подходящий колорит”. А сейчас потому, что “лето же в конце же концов, надоело же ходить, как в скафандре с муравьями…” Да, был он по своей природе Маугли, не терпящий “оков цивилизации”…

Мы все радовались лету и возможности скинуть “оковы”. Я с радостью плюнула на колготки и свитер, влезла в куцые вельветовые бриджи и балахонистую футболку. Стаканчик щеголял в широченных парусиновых бермудах и майке-безруквке с портретом какой-то волосатой личности (правда поверх нее накидывал неизменный “лифчик” с карманами). Люка конфисковала у матери старое платье в лимонную и коричневую клетку и соорудила из него пышный сарафанчик “умеренной длины” (точнее, короткости). Для школы, правда, приходилось принимать “приличный вид”, но после уроков, мы обретали другой вид – нормальный…

Лоська снял портрет с мольберта, проставил на пол. Картон был ему до пояса.

– Надо выставить на крыльцо, чтобы краски скорее высохли. Тогда уж заберешь… – Это он мне.

– Еще раму надо, – напомнила я довольно бесцеремонно. И представила, как здорово будет смотреться написанный маслом Лоська над моей кроватью. Тем более, что до сих пор стены оставались почти пустые, только приклеен был к обоям присланный Пашкой календарь.

Евгений Иванович сказал, что раму сейчас найдет.

– Все равно перед переездом надо проводить ревизию и чистку, выкидывать лишнее.

– Перед каким переездом? – спросили мы хором (кроме Лоськи).

– Да вот такое дело, братцы… Дали двухкомнатную квартиру и сроку две недели. Вскоре все, что здесь имеется, – под бульдозер. Потому как ожидается на здешнем берегу большая стройка. Жаль, конечно, особенно Варваре Михайловне. Это ее родовое гнездо…

– Не имеют права сносить. Частная собственность, – сказала я, понимая, как это глупо.

– Какая тут собственность, ежели собираются строить резиденцию Полномочного представителя. Так сказать, стратегический объект… Хорошо хоть, что обещали компенсацию за огород. Правда с гулькин нос…

Стаканчик, поддернув белые бермуды, сел на нижнюю ступень крылечка. Сказал, глядя в пространство:

– Вот так. Отстояли Дворец…

– Мы-то здесь при чем?! – взвилась Лючка.

– Никто ни при чем, – сказала я философским голосом Ильи (хотя было совсем не весело). – Просто карма такая.

Лоська знал, что такое карма. Вскинул глаза:

– У нас?

– У ППЦ. Такая у него судьба: приносить людям гадости, если даже он того не хочет…

Стаканчик язвительно, совсем не похоже не себя, выговорил:

– Опять же поглядим с точки зрения генеральных планов. Встанет на берегу новый дворец власти. Что там домик какого-то Евгения Иваныча и ближние сараи. Интересы отдельной личности на фоне интересов государства. Как у несчастного Евгения в “Медном всаднике”…

Люка сказала:

– Давайте хотя бы сфотографируем всё на память. И двор, и дом, и всё, что внутри… И всех нас тут с Евгением Ивановичем…

– И Лоську с портретом на этом крыльце, – сказала я.

Лоська сидел на ступеньке и, сцепив зубы, оттирал скипидаром коленки. Он, когда вытаскивал портрет, коснулся его ногами, растяпа. Портрет заметно не пострадал, но колени украсились зелеными и синими пятнами. Оттопыренные кромки штанов – тоже. Штаны – ладно, они снизу все равно сине-зеленые. А кожа… “Давно ты стал такой чистюля?” – чуть не сказал я. Но поняла – дело не в краске. Просто Лосенок чувствует себя виноватым: он-то знал о предстоящем сносе давно, однако нам не обмолвился. Потом он объяснил: не хотел никого расстраивать в праздники…

Стаканчик так и снял его – с надутыми губами, сосредоточенно оттирающего с ноги краску. А рядом, на картоне, – еще один Лоська, в обнимку с Чарли. А неподалеку – настоящий Чарли, который пытается лизнуть свалившегося на спину и задравшего лапы Ваську.

…Через неделю Стаканчик вручил каждому большой, размером в две открытки, снимок. Я попросила у него еще один, для Пашки, и отправила его в Яхтинск в твердом конверте. А свой повесила под Лоськиным портретом, вставленным в коричневую деревянную раму, слегка потертую, но крепкую и солидную – как и положено картине мастера.

А больше ничего Стаканчик снять не сумел, кончилась пленка. Вернее, остался кадрик еще для одного снимка, его сделала я: как Стаканчик и Лоська достают с крыши флюгер-кораблик – на память старому боцману. И при этом подумала, что запуск змея-фрегата был чем-то вроде прощального салюта…

4

Конечно, мы все помогали Евгению Ивановичу и Варваре Михайловне перебираться в новую квартиру. Она оказалась недалеко от нашей – в Парковом районе построили недавно два новых дома. Квартира как квартира, тесноватая, правда, а у старого боцмана вон сколько имущества: холсты, коряги, морские экспонаты. Все углы и балкон оказались забиты. И ясно было, что проблем с расстановкой теперь хватит не на один месяц.