Семь фантастических историй

Но любовь к нему жены и ее ужасная ревность были поистине весьма странного свойства. Что она влюблена в него, я понял тотчас, едва она о нем заговорила, да нет, даже и раньше. И она ревновала, она страдала, она плакала, она — я уж вам говорил, она готова была убить, ежели вы у нее не сыскалось другого средства. И вся эта роковая борьба двоих, для нее составлявшая, быть может, все содержание жизни, — была не борьбой за то, чтобы одолеть, удержать, нет, это было состязание. Она его ревновала так, будто и он был знаменитой парижской львицей, соперницей или как если в сама она была юный Дон Жуан, завидовавший его победам. Думаю, она всегда и во всем чувствовала себя с ним один на один в мире, который она презирала. Блистая на балах и маскарадах, окружая себя толпой поклонников, она никогда не упускала его из виду, как, надо думать, мча взапуски, не спускает глаз возница с той тройки, которая его обходит. Ну, а уж нас, остальных, она делила на тех, кто достался ей, и тех, кто предан ему. Любовников она брала, как брала на коне барьеры, состязаясь с тем единственным, кого любила.

Уж не знаю, с чего это между ними пошло. Потом я старался себя уверить, что у нее это началось с желания отомстить за какую-то причиненную им обиду. Как вы там ни было, думаю, именно эта бесплодная, жгучая страсть и выжгла все ее краски.

Надо вам напомнить, что все это происходило на заре так называемого движения за эмансипацию женщины. Много тогда творилось разных чудес. Не думаю, чтоб движение это сразу пустило глубокие корни, но в иных молодых особах именно высшего общества оно нашло благодатную почву. И как раз отважнейшие и благороднейшие, выйдя из тьмы веков на солнечный свет, горели жаждой подвигов и спешили расправить крылья. Иные облачались в доспехи Жанны д'Арк, этой эмансипированной девственницы, примеряли ее нимб и взмывали вдохновенными ангелами. Но большинство женщин, дай им только волю, отправляются прямехонько на шабаш ведьм. Лично я за это их уважаю, и едва ли я мог бы всерьез полюбить даму, которая уж вовсе никогда не каталась на помеле.

Я часто думаю — какая несправедливость, что женщина никогда не была на свете одна. У Адама — у того было время, долгое ли, короткое ли, побродить по свежей, первозданной земле, среди зверья, предаваясь собственным мыслям. И все мы от рожденья носим в себе воспоминания об этом часе. А бедняжка Ева с первого же мгновения, как увидела мир, обнаружила там и супруга, предъявляющего на нее свои права. Вот женщина вечно и досадует на Создателя: зачем не дал ей безраздельно попользоваться раем. Да вот беда — когда гонишься за утраченным временем, поймать его можно только за хвост. И иные красавицы получают свое перевернутым, как в вогнутом зеркале.

Старые блюстительницы алтаря и очага громко ворчали, что новомодные идеи совсем вскружили головы молодым вертихвосткам. Возможно, еще многие, кроме моей повелительницы, неслись сломя голову и выворачивая шею, как безумный охотник из сказки. И еще — если можно так выразиться — в воздухе носилась теория, что ревность любовная — устарелое и недостойное чувство и все любовные притязания мужчин суть злокозненные посягательства на женскую свободу. Да, так одержимы были юные дамы дьяволом, что никому другому не соглашались отдать душу. Еще доктор Фауст объяснил, заметьте, что женщина, торопясь на свиданье с Нечистым, всегда на сто шагов обгонит нашего врата. Зато состязание, как между Адамом и Лилит, — это пожалуйста, это благородная страсть, узаконенная конклавом ведьм. И не одни бородатые старухи Макбетовы, которым сам бог велел, но прелестные юные женщины нашего круга по ночам в чистом поле под виселицей, так сказать, колдовали над смертным зельем, сходя с ума от зависти к усам возлюбленного. И всей этой теологии они набрались, читая, как и положено ведьмам, Книгу бытия задом наперед. Предоставить вы их самим себе — уж они вы и таким способом кое-что из нее почерпнули. Так нет же — хилые, робкие мужчины — пропобедники эмансипации, являющие жалкое зрелище, как и всегда его являют на шабаше колдуны, лишили Евангелие всякой силы, низведя его с неба на землю и подчинивши законам своей мужской логики. Впрочем, я полагаю, что в наши дни, когда мужчины эмансипировались от мужества, достигнуто кой-какое равновесие. Теперь частенько можно встретить молодого человека, который ночью в чистом поле, припадая к земле, следует за тенью ведьмы, парящей в поднебесье, — это он собирает волчьи ягоды и крапиву, чтоб извести возлюбленную из зависти к ее пышным грудям и воздушному стану.