Семь дней

– Больше пока ничего любопытного обнаружить не удалось.

Гриссел остановился у здания студии документальных фильмов «Блу оушенз» на Престуич-стрит, где договорился о встрече с двумя подругами Слут. Хотя он опоздал на несколько минут, но все же, перед тем как войти, нашел в списке контактов своего мобильника номер Генри ван Эдена и набрал его.

Ван Эден ответил после третьего гудка. Гриссел представился. Ван Эден дружелюбно, как вчера, ответил:

– Добрый день, капитан. Рад, что вы звоните…

– Почему?

– Вчера… После того как вы уехали, мне стало не по себе. Не давало покоя что-то сказанное Ханнеке, только я никак не мог вспомнить, что именно, ведь дело было два месяца назад. Оно имеет отношение к вашим словам про возможное участие коммуниста…

– Так-так…

– И вот вчера поздно вечером я вспомнил. 22 декабря, перед Рождеством, мы провели короткое совещание с участием всех заинтересованных сторон. Сразу после того, как совещание закончилось, Ханнеке кто-то позвонил по телефону. Я заметил, что она изменилась в лице, и спросил, что случилось. Она ответила: да ничего, просто ей докучает один русский.

– Докучает один русский?

– Вот именно. Но русские уже давно не коммунисты, вот почему я не сразу связал одно с другим… Возможно, тот эпизод не имеет никакого значения, но я решил, что надо сказать об этом вам.

– Вы не знаете, кто был тот русский?

– Нет, извините…

– Спасибо, мистер ван Эден, посмотрим, удастся ли нам что-нибудь найти. А я звоню, чтобы проконсультироваться с вами по другому вопросу.

– Естественно, если я могу чем-то вам помочь…

– По нашим данным, в тот вечер, когда убили Ханнеке Слут, вы дважды звонили ей.

– Совершенно верно, я сообщил об этом сержанту Нкхеси. – Ван Эден замечательно произнес щелкающие звуки коса.

– Я не нашел в деле никаких упоминаний. Вы не помните, почему вы ей звонили?

– Конечно, помню. В ответ на ее эсэмэску.

– Но она отправила вам эсэмэску до десяти. А вы позвонили около одиннадцати…

– Я получил эсэмэску только без четверти одиннадцать. В тот день я выступал с речью на конференции в «Лорде Чарлзе», посвященной программе РЭВЧ…

– «Лорд Чарлз» находится, кажется, в Сомерсет-Уэст?

– Совершенно верно. Как вы понимаете, пока я выступал, телефон пришлось отключить. Конференция закончилась около половины одиннадцатого; я включил телефон по пути к машине. Тогда и увидел ее эсэмэску. И сразу перезвонил ей.

– Что было в эсэмэске?

– Точные слова я не помню, но она касалась посланного ею отчета. Она просила меня взглянуть на него.

– Почему вы ей перезвонили?

– Хотел сказать, что смогу просмотреть ее отчет только на следующий день.

– Но она не отвечала?

– Вот именно. Я подумал, что она, может быть, принимает ванну. Поэтому набрал ее номер еще раз, по пути домой.

– Сообщения вы не оставили.

– Решил, что в нем нет необходимости. Она все равно увидит мой номер в списке пропущенных вызовов.

36

Алдри де Кокер оказалась пухленькой и добродушной.

– Мы с Ханнеке жили в одной комнате, когда учились в университете, – сказала она.

– А я подружилась с ней на втором курсе, мы вместе ходили на семинар по частному праву, – вступила Саманта Гроблер, кинопродюсер, которая сразу попросила Гриссела называть ее Сэм. Они сидели в приемной студии «Блу оушенз» – сплошная черная кожа и стекло, на стенах киноафиши в рамках. Гроблер оказалась худой и очень высокой, с выступающими скулами. Блузка в обтяжку подчеркивала пышный бюст, который совсем не сочетался с ее худобой. Гриссел невольно подумал: может быть, она тоже сделала себе операцию по увеличению груди?

– Похоже, мы знали друг друга всегда, – сказала де Кокер.

– Не проходит дня, чтобы мы по ней не скучали… – подхватила Гроблер.

– Не верю, что ее больше нет…

– Она в лучшем мире…

– Знаю…

Подруги тараторили без умолку. Грисселу пришлось их перебить:

– Вы обе разговаривали с Ханнеке 18-го?

– Мы разговаривали каждый день, – ответила Гроблер.

– Пусть даже минуту-другую, – подхватила де Кокер.

– Чем вы занимаетесь? – спросил ее Гриссел.

– Связями с общественностью. У меня собственное агентство бутиков.

– Она зарабатывает деньги на моде, – пояснила Гроблер.

Сквозь стеклянную столешницу Гриссел видел ее длинные стройные ноги в узких отбеленных джинсах. И в босоножках на высоких шпильках. Они не очень подходили друг другу внешне – толстушка де Кокер в широкой красной юбке, свободной белой блузке и туфлях с плоской подошвой и ее подружка, похожая на дистрофика, но тем не менее привлекательная.

– О чем вы говорили в тот день?

– О «Страшиле Рэдли»! – хором ответили подруги, дружно улыбнувшись.

– О «Страшиле Рэдли»?

– Это паб и бистро, – пояснила Гроблер. – На Хаут-стрит.

– Мы встречались там каждую неделю, по средам, – подхватила де Кокер.

– Устраивали девичники. Там живая музыка…

– Мы с Сэм до сих пор ходим туда…

– И по-прежнему заказываем бокал пива «Корона» для Ханнеке…

Они говорили быстро, без пауз, заканчивая друг за друга фразы. Видимо, за долгие годы и мысли у них стали одинаковыми. Грисселу пришлось сосредоточиться, чтобы уследить за ними.

– С ломтиком лимона…

– На память…

– Но ее убили во вторник, – напомнил Гриссел.