Семь демонов

Марк выглянул из-под тента, натянутого Абдулой неподалеку от места раскопок, и увидел, что рабочие уже расчистили седьмую ступень. Держа карандаш забинтованными пальцами, он делал наброски лестницы под всевозможными углами зрения. Такая скрупулезность требовалась потому, что Рону снова не удалось сделать ни одного снимка. За два дня, прошедшие с тех пор, как была найдена первая ступень, рабочие, по мнению Марка, расчистили уже добрую половину лестницы. Марк посмотрел на феллахов, работавших под палящим солнцем в ослепительно белых галабиях. Их коричневые руки без устали орудовали археологическими инструментами, выкапывая и просеивая землю. Двое самых проворных рабочих Абдулы помогали Рону непосредственно на ступенях, так как Марк со своими забинтованными руками не мог участвовать в раскопках. Остальные, выстроившись в ряд, просеивали выкопанный песок и передавали его по цепочке из рук в руки, как муравьи. Так они постепенно расчищали древнюю лестницу, ведущую внутрь горы.

Среди феллахов было заметно необычное нервное возбуждение. Они больше не разговаривали друг с другом, как это бывало раньше, и между ними постоянно ни с того ни с сего возникали какие-то мелкие стычки и споры. Причиной тому была мертвая шейха.

— Некоторые из них хотят вернуться обратно в деревни, эфенди, — сказал Абдула Марку, — им не нравится это место.

— Отпусти их. У нас теперь все равно рабочих больше, чем нужно.

Марк ни в чем не упрекал феллахов, труп Самиры на всех навевал леденящий ужас.

Обнаженное тело феллахи было найдено прошлой ночью неподалеку от лагеря. Изо рта у нее вытекало то же коричневое вещество, что и у первого убитого гафира. Ее лицо распухло и посинело, а руки и ноги были вывернуты, что свидетельствовало о борьбе с какой-то неведомой, чудовищной силой. Ее худое тело лежало на песке неестественно изогнувшись, как будто она перед смертью, сцепившись со своим противником, каталась по земле.

Темно-синий цвет ее лица говорил о том, что она была еще жива, когда ее рот набивали этим коричневым веществом.

— Многие затаили на нее зло, — прошептал Абдула Марку на ухо. Его лицо было бледным как мел. — Когда она не выполнила приказ умды помочь матери Искандера, многие крестьяне решили, что она отвернулась от них. Мать Искандера умерла, и они потребовали возмездия.

Марк почувствовал, как его голова снова начала раскалываться от боли, и ответил почти беззвучно:

— Да, конечно, так оно и было. Ты… похоронишь ее, Абдула, и прочтешь для нее положенные молитвы?

— Да, эфенди. Вы поговорите об этом с умдой?

Марк только покачал головой:

— Это их страна, Абдула. И это их представление о справедливости…

Несмотря на отвратительный запах, исходящий от разлагающегося тела Самиры, он не мог оторвать от нее взгляд. Как прикованный смотрел он на ее худое лицо, вытаращенные, остекленевшие глаза, в которых до сих пор еще сохранилось выражение безумного страха. Что могло вызвать у шейхи такой ужас? У той, которая, казалось, никогда ничего не боялась?

— Эфенди.

Марк поднял глаза на Абдулу:

— Да?

— Мы дошли до верхнего края двери.

Когда Марк опустился на колени перед каменной стеной, все присели вокруг него. Они находились у подножия восточных скал каньона и смотрели вниз, на то место, где копали феллахи. Природный слой известняка внезапно заканчивался, и прямо из-под него выглядывал гладкий, украшенный рельефом каменный блок, лежащий горизонтально и уходящий в песок. Посередине были вырезаны два соколиных глаза, которыми обычно завершают надгробные плиты.

— Что это значит? — прошептал Холстид.

Марк протянул руку и осторожно провел кончиками пальцев по рельефу.

— Это глаза Гора. Считается, что с их помощью умерший может смотреть из могилы во внешний мир.

— Но они же…

— Испорчены, да. И к тому же умышленно. Это сделано не случайно. Вот здесь отчетливо видны следы камнереза.

— Но зачем?

— Пожалуй, это сделано для того, чтобы ослепить их.

Все поднялись и отряхнули ладони.

— Сколько потребуется времени, чтобы расчистить дверь? — осведомился Холстид.

Марк окинул взглядом каменную лестницу, уходящую под землю.

— До порога еще метра три. Думаю, еще день или два.

Причитания траурной процессии из Хаг Кандиль разносились по всей долине, они были слышны даже в общей палатке, где все члены экспедиции молча сидели за ужином. Они слушали жалобный плач, и их мысли снова и снова возвращались к чудовищной сцене смерти шейхи.

Сенфорд Холстид отодвинул от себя тарелку с нетронутым салатом и натянуто спросил:

— Ну теперь-то вы можете наконец сказать, открывали гробницу до нас или нет?

Марк резко повернул голову. Смерть старой феллахи глубоко потрясла его. Боль все еще не утихла. Он так о многом не успел ее расспросить.

— Как вы думаете, — продолжал Холстид, — эти покалеченные глаза на двери могут быть делом рук грабителей?