— Вы коснулись вопроса, доктор Дэвисон, который меня очень сильно беспокоит. Как только я открываю полог на двери, чтобы выпустить одну муху, внутрь залетают десять других. Кажется, они преследуют только меня, ведь больше никто на это не жалуется.
Взгляд Марка снова скользнул по закрученной липкой ленте, свисающей с потолка палатки. Она была уже вся облеплена мухами.
— О Боже! Давно она у вас здесь висит?
— С утра.
Марк нахмурился:
— Может, эти твари летят на лекарства?
— А ночью, когда мухи спят, меня изводят комары. Противомоскитная сетка, кажется, совсем не помогает.
— Я попрошу Абдулу позаботиться об этом.
Жасмина снова улыбнулась, и это поразило Марка. В тусклом свете ее уютной палатки он почувствовал, что должен как-то приветливо ответить на ее взгляд. Она совершенно по-особому смотрела на него: ее взгляд казался ему оценивающим, как будто он был мужчиной, которому она, с одной стороны, не доверяла, но к которому ее, с другой стороны, влекло, мужчиной, который одновременно привлекал ее и вызывал у нее презрение.
У нее были поразительно красивые глаза. Но ему почему-то казалось, будто нижнюю половину ее лица закрывает платок, какой носили когда-то ее мать и бабка. Со времен Магомета многим поколениям женщин приходилось мириться с тем, что их щеки, нос и рот должны были быть закрыты, возможно, именно поэтому их глаза стали со временем такими чувственными, что они могли одним только взглядом осчастливить или уничтожить мужчину.
Марк подозревал, что она сама не отдает себе отчета, как смотрит на него, и не знает, какое впечатление производят на него ее глаза. Но полной уверенности у него не было.
— Думаю, мне пора послушать доклад Абдулы. Пожалуйста, сообщите мне, если состояние мистера Холстида изменится.
Жасмина поднялась вместе с ним:
— Конечно, доктор Дэвисон.
Он подошел к выходу и в последний момент снова обернулся:
— Послушайте, возможно, мы пробудем здесь все лето, и все это время нам придется работать бок о бок. Почему бы нам уже сейчас не начать называть друг друга просто по имени?
Жасмина стояла в нескольких шагах от него, положив руку на стол. Прошло не мало времени, прежде чем она тихо ответила:
— Я попробую.
Они ничего не нашли. Шесть часов поисковых работ на местности абсолютно ничего не принесли. Но Марк в сущности не был удивлен. Только работа последующих нескольких недель, подробное исследование квадратов и, возможно, разработка нескольких пробных шурфов в наиболее многообещающих местах могут принести результаты. Он сидел за небольшим письменным столом и читал при мерцающем свете дневник Рамсгейта, подвергая самому тщательному анализу каждое предложение и каждое слово в надежде найти что-то такое, что он упустил. 1 июля старая феллаха принесла в лагерь Рамсгейта верхний фрагмент стелы, на котором были изображены семь удивительных фигур. При этом она заявила, что гробница находится «под собакой». 16 июля Рамсгейт обнаружил цоколь стелы, на котором в форме загадки было описано местоположение гробницы: «Если Амон-Ра плывет вниз по течению, то преступник лежит под ним, дабы глаз Исиды мог отметить его.» И потом, наконец, 19 июля он пишет: «Там, где тысячу раз равнодушно блуждал мой взгляд, наконец обнаружилась собака. Теперь я знаю, насколько просто решение этой загадки…»
Марк откинулся назад и потер шею. Это было бессмысленно. При описании местоположения гробницы Рамсгейт выражается слишком расплывчато. Здесь значится только: «…окружные рвы в песке… Мухаммед охраняет группу во время работы.»
Марк закрыл тетрадь, взял трубку и кисет и вышел на улицу.
Он прошел через лагерь и посмотрел на руины рабочего поселка, освещаемые костром феллахов. Издалека до него долетали голоса мужчин, которые под звуки какой-то незатейливой дудки пели печальную песню.
Марк опустился на старую стену из речного ила и раскурил трубку. Он думал о Нэнси, размышляя, не следует ли ему написать ей письмо и отправить его из Эль-Миньи. Ему бы хотелось, чтобы она поехала с ним. Как было бы здорово видеть ее здесь, разговаривать с ней, спать с ней и попытаться еще раз ей объяснить, что значит для него работа в поле…
Внезапно он почувствовал запах гардении.
— Можно к вам присоединиться?
Он испуганно обернулся и поднял глаза. На фоне звездного неба подобно валькирии вырисовывалась Алексис. Она что-то держала в руках.
— Пожалуйста. — Марк немного подвинулся, освобождая ей место. — Как ваш муж?
— Нам пришлось сжечь рубашку и брюки, потому что кровь не отстирывалась. Выпьете со мной?
Марк посмотрел на бутылку и стаканы, которые она принесла с собой, и узнал этикетку. Это было дорогое шотландское виски.
— С удовольствием.
Алексис налила понемногу в каждый стакан, протянула один Марку и поставила бутылку между ног на песок.
Некоторое время они молча пили виски. Алексис постоянно отбрасывала назад волосы. Марк чувствовал себя неуютно в ее присутствии. Холод, который исходил от Алексис Холстид, можно было, пожалуй, сравнить с ледяным душем — бодрящий, но не всегда приятный.
— Доктор Дэвисон, когда мы начнем осматривать другие гробницы?