– Э-эх, сынок, тебя бы мне в мае, – сказал он с непонятной ухмылкой. – А сейчас что ж, сейчас проблемы сняты. Впрочем…
Ваэльо Бебрус умолк.
Покусал губу.
Пружинисто поднявшись, поправил ворот пятнистой куртки.
– Штабс-капитан Доженко! Именем Федерации!
Арчи вскочил и замер. Глаза его остекленели.
– Решением Ставки Верховного Главнокомандования вы назначаетесь заместителем командира отдельной штурмовой группы «Валькирия» и с сего дня поступаете в распоряжение майора Бразильейру.
– Так точно!
– Вопросы?
– Никак нет!
– Не верю. – Тонкая бровь Тахви изогнулась. – Хочешь спросить. Но молчишь. Гордый, да? – Это был не вопрос, а утверждение. – И хорошо, что гордый. Все тебе объяснят, обещаю…
Человек-легенда вновь опустился в кресло.
– Просьбы, пожелания имеются?
Арчи колебался не более секунды.
– Так точно!
– Слушаю.
– Если можно…
– Ну что? Говори!
– Хотелось бы, – выдавил Арчи, – сменить псевдо.
Просьба, он прекрасно знал это, была практически неисполнима. Согласно Уставу, псевдо присваиваются офицерам пожизненно и изменению не подлежат. Во всяком случае, прецедентов не было. Но сейчас ситуация, судя по всему, располагала, и штабс-капитан Доженко не собирался упускать случая.
– Иных пожеланий не имею.
– Хм… – Ваэльо Бебрус кашлянул в кулак. – А чем же тебе твое-то не угодило? Псевдо как псевдо. Солидное даже. Туз! – произнес он отчетливо и несколько мгновений, зажмурившись, прислушивался к отзвукам эха. – Вполне достойно для офицера.
Затем, пристально обозрев хмурого Арчи, пожал плечами.
– Ладно, будь по-твоему. Пойдем навстречу молодежи. Ну, какую погонялу желаешь? – Глаза его весело блеснули. – Может быть, Друг? Или нет, лучше – Шар, в честь Земли! А может, Барбюс, а? Писатель такой был, французский…
Арчи молчал, не смея возражать и не желая соглашаться.
– Понятно. А если – Белый Клык? Что скажет народ?
Народ упорно безмолвствовал.
– Хорошо, – кивнул Бебрус. – Убедил. Твой вариант?
– Акела… – до корней волос залившись пунцовым жаром, прошептал штабс-капитан Доженко.
– Винницкий! Я всегда знал, что ты гей, – печально сказал рав Ишайя и, не целясь, въехал Пете по детородным причиндалам твердым, словно из гранита тесанным коленом. – Но иногда, человек, мне кажется, что ты гой, и тогда мне хочется тебя удавить…
Суровый рав презирал скулеж. Следовало сдержанно обидеться.
– Это я гой? Это вы, ребе, гой! – сдержанно обиделся Петя пять мучительных минут спустя. – Просто стыдно слушать такие слова из вашего рта. Вот вам крест, посмотрите, какое у меня к нему отношение, и делайте со мной что хотите!
Он выдернул из-под воротника тускленькое латунное распятие, швырнул его в пыль и пал на колени.
– Вот я.
– Нет, – невыразимо скорбно ответил бульдозер с пейсами, быча лобастую голову. – Это потом. Сейчас ты нужен целый.
Петя просиял.
Трусом он не был, но попасть под рава боялись и многие похрабрее.
– Для вас я сделаю все. Вам нужна луна с неба? Дайте мне две тысячи кредов, и вечером она будет у вас в гараже без всякого гонорара!
Рав Ишайя сверился с золотым брегетом, вернул его в карман, аккуратно выпустил цепочку и поправил широкополую шелковую шляпу.
– Винницкий! Нагой и голодный явился ты ко мне, взывая об убежище, и, будь я штатским, я бы выгнал тебя пинками. Но я – служитель Б-жий, а у тебя есть отец, который не виноват, что давным-давно, в черную для народа избранного ночь, не успел кончить на стенку.
– А я просил? – посмел заикнуться Петя, но, к счастью, не был услышан.
– Я поручился за тебя перед достойными, Б-гобоязненными людьми, и ты обрел пищу и ночлег, – продолжал рав. – Но ныне люди приходят ко мне и спрашивают: где наши креды, которые лежали в полированной тумбочке под визором? Люди говорят: рав, их не мог взять Б-г, и их наверняка не мог взять тот приличный молодой человек, которого вы представили как сына всеми уважаемого мосье Винницкого. Люди беспокоятся: не значит ли это, что опять будут погромы, и не пора ли заблаговременно вылетать на Манну-Небесную?.. Если ты решил распугать мне последний миньян,[44] то имей мужество сказать это сейчас, прямо в глаза.
Петя потупил очи.
– Милый рав, я же не Лурье, чтобы никогда не ошибаться. Но я больше не буду. – Он подумал. – И потом, рав, я же не украл. – Голос его исполнился негодования. – Я одолжил. – Он опять подумал. – Я все верну. Верите?
– Верю, – твердо сказал рав Ишайя. – Ибо ты летишь сегодня. А твой гонорар я раздам людям, чтобы они больше не боялись погрома. Омин.
– Да будет так, – грустно согласился Петя.
Рав снова поправил шляпу.
– Идем, пора забирать твои документы.
Антрацитовые усы Винницкого изогнулись вопросительными знаками.
– У меня ж их есть, – сообщил он, вытряхивая из рукава колоду разноцветных статс-визиток. – Видите, милый рав? У меня их есть столько, что могу даже недорого уступить, если очень хотите.