Сельский врач

Тут и Женеста заметил, что по дороге бредет дряхлый старик, а рядом с ним – старуха. У старика, видимо, свело суставы, он плелся, с трудом волоча ноги, обутые в сношенные сабо. С плеча свисала котомка, из нее торчали инструменты, тихонько постукивали их рукоятки, почерневшие от долгого употребления и пота; в другом отделении котомки лежал хлеб, несколько луковиц, орехи. Ноги старика были искривлены. Он сгорбился от вечной работы и шел, согнувшись в три погибели, а чтобы удержать равновесие, опирался на длинную палку. Белые, как снег, волосы выбивались из-под широкополой шляпы, заштопанной суровыми нитками и порыжевшей от превратностей погоды. Одежда из грубого холста пестрела всеми цветами радуги от бесчисленных заплат. То была, так сказать, человеческая развалина, со всеми особенностями, которые вообще присущи развалинам и так трогают нас. Жена, в каком-то нелепом чепце и тоже в лохмотьях, держалась попрямее и тащила на спине плоский глиняный кувшин овальной формы, висевший на ремне, продетом сквозь ручки. Заслышав конский топот, пешеходы подняли головы, узнали Бенаси и остановились. Горько было смотреть на них – на старика, изувеченного работой, и его неразлучную спутницу, тоже калеку, на их лица, почерневшие от солнца, загрубевшие от непогоды и до того морщинистые, что все черты их были словно стерты. Если история жизни этих стариков не была бы запечатлена на их лицах, вы угадали бы ее по всему их виду. Оба весь свой век непрерывно работали вместе и весь свой век непрерывно страдали; делили друг с другом много горестей, но мало радостей; они, видно, свыклись со своей злою долей, как узник свыкается с темницей; все в них было само чистосердечие. Их лица светились добротой и искренностью. Стоило с ними познакомиться поближе, и однообразная жизнь их – удел бедняков – казалась чуть ли не завидной. Все черты их говорили о пережитых страданьях, но не выражали уныния.

– Ну как, папаша Моро, все еще непременно хотите работать?

– Да, господин Бенаси. Пока не протянул ноги, распашу вам еще две-три вересковых пустоши, – шутливо отозвался старик, и черные глазки его сверкнули.

– Уж не вино ли несет ваша жена? Хоть вино попивайте, если на покой не собираетесь.

– На покой! Вот скучища-то! Когда расчищаешь новь на солнце, от солнца да воздуха сил набираешься. А это и впрямь вино, сударь, я ведь знаю, вашими стараниями мы его почти задаром получаем у господина куртейльского мэра! Э! Да как ни хитрите, а нас не проведете.

– Ну, прощайте. Наверное, на участок Шанферлю идете, матушка?

– Да, сударь, вчера под вечер начали.

– Желаю удачи, – сказал Бенаси. – А ведь вам, должно быть, приятно поглядеть на гору: сами вспахали ее почти целиком.

– Еще бы, сударь, – ответила старуха. – Наш труд. Мы-то заработали право на кусок хлеба!