— Вот, лечи давай! — приказал Томс и отправился к почти погасшему камину, зло приговаривая про себя: — Сын единственный, а позаботиться о нем не могут. Выкинули практически на мороз… Как здоров был, так нужен был, а теперь… Только и ноют, какие они несчастные и как им не повезло, а о самом Власте даже и не думают…
Амирель с содроганием положила руку на холодную синюшную ногу Власта. По пальцам заструился уже привычный ей огонек, уходя в израненную кожу больного. Отвлекаться было нельзя, но несправедливые слова Томса ее задели:
— Мама говорила, что первое время родители Власта сидели возле него без перерыва. Это теперь решили дать ему возможность отойти в мир иной спокойно, не удерживая, раз уж ничем помочь больше нельзя. Их соседи уговорили, да и дроттин посоветовал.
— Ты лечи давай, лечи, не болтай, пустомеля! — распорядился Томс, подбрасывая дров в камин. Сырые дрова потрескивали и чадили, тепла от них было мало.
Амирель сосредоточилась на лечении. Под ее рукой голубоватая кожа на ноге раненого порозовела, раздался неприятный хруст — это сходились раздробленные кости. Через несколько минут от рваных ран не осталось ничего.
Подошедший поближе Томс затаил дыхание.
— Ты настоящая лекарка, сестрица! — восхищенно признал он. — Цены тебе нет! Извини, что я на тебя накричал. Просто Власт мой лучший друг, он мне ближе и дороже, чем родные братья.
Прикусив от усердия нижнюю губу, Амирель вылечила ноги Власта. Томс протер торс друга, и Амирель, пунцовая от смущения, потому что голого мужчину детородного возраста ей видеть полностью голышом еще не доводилось, принялась за лечение.
Но когда она вылечила тело до груди, и брат хотел протереть руки Власта, хрипло попросила:
— Томс, я не могу больше, слишком устала. Такие повреждения мне лечить не доводилось, я перенапряглась. Давай продолжим завтра?
Брат посмотрел на ее слишком бледное лицо с темными тенями под глазами, услышал тяжелое прерывистое дыхание, понял, что она ему не врет, и заботливо укрыл недолеченного друга валявшейся на полу ветошью.
— Ладно. Пошли домой, — недовольно согласился, жалея, что не удалось поставить друга на ноги за один раз. — Не думаю, чтоб его стали раздевать, чтоб помыть или попытались как-то помочь. Его здесь оставили подыхать, так что никто ничего странного не обнаружит. Придем следующей ночью, закончим.
Они вернулись в дом глубоко заполночь и упали в постели. Утром оба проспали, за что получили выговор от отца. После занятий у настоятеля, которому она так и не решилась признаться в том, что делала ночью, Амирель помогла матери приготовить обед. Та, заметив, как бледна дочь, осторожно спросила:
— Ты не заболела?
Амирель отрицательно помотала головой.
— Нет. Просто беспокойно отчего-то. На душе нехорошо так…
Решив, что это оттого, что дочь переживает об умирающем поблизости парне, к которому была явно неравнодушна, мать с сочувствием сказала:
— Мне что-то тоже тревожно. И не пойму, почему. Будто кто-то настойчиво шепчет: берегись!
Глава десятая
Вечером Амирель, не снимая платья, чтоб не терять зря времени на его натягивание, упала на кровать и тут же уснула с единственной мыслью поспать хоть немного. Но была тут же разбужена беспокойным братцем.
— Амирель, вставай скорей, пойдем! — он навис над ней и с силой тряс ее за плечо, рискуя оставить синяки на тонкой коже. — Пора!
Она в полусне отмахнулась от приставучего парня.
— Дай поспать хоть немного, никаких сил нет! — ей казалось, что она только-только прилегла.
— Какого спать, ты что! Уже вторые петухи пропели! Не опоздать бы! — разозлившись, он рывком сбросил с нее одеяло.
Холодный воздух ожег теплую кожу, и Амирель рывком села на постели. Уже вторые петухи! А ей-то показалось, что она спала совсем ничего. Быстро накинув теплую шаль, отправилась следом за братом, уже выбежавшим из дома.
Как и в прошлую ночь, Власт лежал один в плохо протопленном пристрое, заваленный драной ветошью. Но его лицо уже не носило отпечаток страдания, морщины возле губ расправились, кожа не имела того страшного трупного оттенка, как накануне.
Осмотрев друга, Томс показал сестре пятерню в знак одобрения и привычно отправился за водой. Споро протер другу руки, грудь, шею и голову, готовя к лечению.
Взяв Власта за холодные пальцы, Амирель вдруг поняла, что пришла сюда напрасно. Отчего-то ужасно захотелось убежать, как от надвигающейся беды, но она посмотрела на спокойного брата и убедила себя, что ей это только кажется. Она не спала прошлую ночь и не выспалась в эту. Отсюда и этот глупый мандраж. Что может ей грозить? Да ничего! Это же Власт, лучший друг Томса, весельчак и балагур.
Под ее ладонями, складываясь, с неприятным хрустом двигались кости, тут же срастаясь так, как и должно. Закончив с руками и шеей, Амирель помедлила, боясь переходить к голове.
Брат, уже вымывший другу лицо и протерев волосы, сердито поторопил ее:
— Чего медлишь? Давай заканчивай скорее и пойдем, спать жутко хочется. Чего встала, как тельная корова перед кустом? Подзатыльника захотела? Так счас дам, закачаешься!