На такие подарки они уже и раньше нарывались. Летчики натыкали этих сюрпризов по всему Афганистану. Старшина рассказывал, что такая бомба могла взорваться от любого прикосновения: от сорвавшегося кручи камушка, от случайного осколка, от птичьего крика, в конце концов. А могла, так и сгнить здесь лет через триста, не причинив никому вреда. Сколько неразорвавшаяся бомба пролежала здесь, было неизвестно. Как была неизвестна и причина того, почему не сработал взрыватель. Был ли это заводской брак или чья-то удача, особого значения это уже не имело. Главное, что повезло роте. Прошли мимо без приключений. "А могли и не пройти", — подумал Белоград, укладывая камень на бруствер так, чтобы издалека его сооружение казалось естественным хаотическим нагромождением.
Белоград управился за полчаса. Установил пулемет, проверил ленту и сменил Маслевича. Раненый афганец оставался на месте и, казалось, своего положения не изменил. Теперь Белограду оставалось только ждать развития событий и молить Бога, чтобы душман не истек кровью. Под ним просматривалось чёрное от крови пятно, а рядом по-прежнему лежал обезглавленный труп.
Ожидание — самое трудное в работе снайпера. Глаза постепенно устают от наблюдения. Положение головы при этом не всегда удобно. Приходится думать и о безопасности, прижимаясь поплотнее к земле. При этом, шея немеет от многочасовой неподвижности, а кровь начинает пульсировать в висках, отдавая ощутимой непрекращающейся болью в ушах. Через некоторое время противник начинает мерещиться за каждым камнем. Возникает ощущение, что ты теряешь контроль над сектором обстрела, и под давлением чувства ответственности за товарищей тебя охватывает нешуточная паника.
Маслевич тоже подустал:
— Может, курнем, товарищ сержант?
— Забивай! — ответил Белоград.
Отдых действительно был уже просто необходим. Хотя наркотик усугубил бы и так уже нестерпимую жажду. Но, если в меру, он помог бы снять внутреннее напряжение и мобилизовать зрение.
— А я не умею, — по-детски растерянно признался Маслевич.
Он-то рассчитывал просто выкурить по сигаретке. А закурить без разрешения не решался. Белоград с недоумением оглянулся на бойца.
— Так ты покурить хочешь или курнуть?
— Покурить, товарищ сержант!
— Ну, кури. Только без дыма.
Маслевич решил, что дедушка издевается, и с глупым видом уставился на сержанта. Белоград уточнил:
— Дым глотай. Во время затяжки сделай глоток и задержку. Тогда дым останется в легких.
Маслевич затянулся, как советовал сержант. К его удивлению, так все и получилось. Через минуту он сменил Белограда. Маслевич переполз на место сержанта, забрался под маскхалат и прильнул к окуляру.
Богдан все же опасался доверять свою жертву молодому:
— Если заметишь движение возле раненого, не стреляй. Позовешь меня. И за ротой следи.
В то, что афганец еще может прийти в себя и уползти самостоятельно, Белоград не верил. Он достал из пистона палочку чарса и, не отрывая взгляда от сектора обстрела в тылу, принялся ногтями крошить зелье в ладонь. Привычными движениями Белоград оторвал от пачки «Донских» клочок картона, свободной ладонью скатал его об колено в трубочку фильтра и вставил в выпотрошенную сигарету. Через минуту косяк был готов.
Богдан «взорвал» его и затянулся режущим бронхи дымом. Сладковатый запах повис в воздухе. Задержав дыхание, Белоград свободной ладонью разогнал дым и выпустил воздух из легких. Сделав еще несколько прерывистых затяжек, Богдан прикрыл глаза и прислушался к ощущениям. Через десяток секунд мышцы омыло томительной волной расслабления, а горло перехватила тугая удавка жажды. В голове приятно зашумело. Глуповатая улыбка растянулась на разбитой физиономии. Необыкновенная легкость разлилась по всему телу. Богдан поплыл…
— Мася! А кем ты на гражданке был? — спросил Белоград, не открывая глаз, через минуту.
Маслевич ответил, не отрываясь от окуляра:
— В училище учился на сварщика. А Вы, товарищ сержант?
— А я в технаре, на механика мясокомбината.
— Ух, ты! В Полтаве что ли? Меня старики тоже туда фаловали. Но конкурс там, говорят…
— Конкурс, в натуре, там зашибательский. У нас восемь человек на место было. Ну, иди чарсу дерни.
— Не, товарищ сержант. Меня не берет. Я уже пробовал. Только горло дерет и жрать хочется.
Богдан "поймал струю":
— А ты шаришь, — с легким смешком. — Пожрать не помешает.
— Берите мой сухпай, товарищ сержант!
— Ну ты и хитрован, — Богдан мелко захихикал: наркотик начал обволакивать сознание.
Обычно в горах, чтобы облегчить мешок, все старались скормить товарищам свой паек в первые же дни. Только потом, суток через трое-четверо, когда кишки уже голодной судорогой сводило, жевали пожухлую траву, как овцы. Белоград с легким сожалением затушил недокуренный косяк, подумал: "Цымбал горло перегрыз бы", — и вытащил свою тушенку.
— Какой идиот придумал кормить нас солеными консервами? Ты не знаешь, Мася? Я бы его…
Белоград принялся открывать банку.
— Чё молчишь? Не твоя идея случайно? — спросил Богдан, откровенно посмеиваясь над незадачливым салаженком.
— Не…а, — донеслось из-под маскхалата.