В четверть третьего Томас снова, на этот раз уже на машине, отправился к ферме по дороге, по которой утром ходил пешком. Механик честно отработал свои деньги. Так как нового радиатора у мастера, промышлявшего разборкой старых автомобилей, так и не нашлось, он заварил швы на старом. Работа была выполнена так аккуратно, что, только очень внимательно приглядевшись, можно было обнаружить следы сварки, и Томас с облегчением подумал, что не обязательно сообщать Виктории о том, что в пути у него случилась небольшая авария. Счет за проведенный ремонт оказался гораздо скромнее, чем было бы в Копенгагене. Если получится сразу застать Якоба Месмера, то он успеет вернуться в Кристиансхавн до полуночи и, что немаловажно, даже выпить в «Морской выдре» на сон грядущий пивка.
Подъезжая к «Гефсимании», Томас, завидев протянувшуюся впереди белую каменную ограду, сбавил скорость. Вскоре справа на пути попалась грунтовая дорога, он свернул на нее и заехал по ухабистой колее в поросшее высокими колосьями поле. Рессоры машины угрожающе скрипели на каждой колдобине, и Томас еще больше сбавил скорость. Проехав метров четыреста или пятьсот, он остановился и вышел. Вокруг стояла тишина, не слышно было даже птиц, и только издалека доносилось рокотание работающего комбайна. Небо затянули тучи, в воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Казалось, природа замерла в ожидании надвигающейся грозы. Томас двинулся прямо через поле, по пояс в колосьях. До «Гефсимании», огороженной белой стеной, отсюда было метров триста-четыреста. Томас шел напрямик к заднему краю усадьбы. В легкой спортивной обуви ему было трудно идти по полю, ноги то и дело проваливались в мягкую землю, но Томас уже знал: звонить у ворот бесполезно. Тем более после того, как Эйнар рассказал о нем обитателям фермы. Кроме того, у Томаса не было никакого желания снова встретиться с полицейским, хотя… Внезапно из-под ног взлетела сидевшая на гнезде курочка фазана и так напугала его, что он едва устоял на ногах. Выругавшись, он продолжил свой путь, далеко огибая стену, чтобы не попасться в глазок одной из видеокамер, которые он заметил в прошлый раз. Обойдя усадьбу сзади, он увидел, что здесь высокая каменная стена сменилась низкой старинной оградой, сложенной из булыжников. Томас сошел с поля и направился вдоль этой ограды. В воздухе стоял резкий запах конского навоза, исходивший от высоких компостных куч, которые крепостным валом защищали подходы к «Гефсимании». Перемахнув через ограду, Томас приземлился на краю одной из таких куч. Одна нога у него глубоко увязла в вонючей смеси навоза и соломы, и он в несколько прыжков выскочил из нее на твердую почву. Выбравшись из навоза, он отряхнул брюки и как мог вытер обувь. В буквальном смысле перемазавшись в дерьме и провоняв им насквозь, Томас пожалел, что не попытался снова перелезть через ворота.
В эту минуту над головой у него загрохотал гром, и он двинулся дальше, следуя вдоль возвышавшейся на метр кучи. Впереди он завидел мальчика, тот таращился на Томаса погасшим взглядом. Худенькое личико было в темных разводах, под глазами – синяки. У мальчика был вид голодающего, и грязный синий комбинезон висел на худых плечах, как мешок. Томас хотел с ним заговорить, но мальчик повернулся и кинулся прочь, меся грязь босыми ногами.
Томас огляделся по сторонам, и тут в нос ему ударил неприятный запах. Одновременно сладковатый и тошнотворный, он пробивался сквозь навозную вонь. Он помнил этот запах еще с тех времен, когда служил в полиции и ему приходилось проверять адреса, где жильцы жаловались на странный запах из квартир, откуда давно никто не показывался. Этот запах – запах смерти – ни с чем невозможно спутать.
44
Шлепая по грязи, Томас направился через двор к баракам, куда побежал мальчик. Дойдя до середины двора, он увидел впереди группу мужчин, занятых починкой навеса для машин. Все они были наголо обриты и одеты в поношенные рабочие комбинезоны. Усердно продолжая трудиться, исхудалые работники, латавшие жестяную кровлю, не обратили никакого внимания на Томаса, когда он проходил мимо. Несмотря на шум дождя, барабанившего по крыше, Томас расслышал, как они хором бубнят одни и те же слова: «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться… Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться».