– Так ты, полицейская ищейка, явился сюда искать пару украденных теликов с плоским экраном? – ухмыльнулся он. – Да ты держишь меня за дурачка! Кто ты такой?
– Не держу я тебя за дурачка, Каминский. Зачем мне это! И если серьезно, речь идет не просто о паре телевизоров с плоским экраном, ведь у тебя в течение ряда лет дело было поставлено очень широко. Единственное, что мне нужно узнать, – это кто поставлял товары.
В дверь за спиной у Томаса постучали:
– Осталось три минуты.
Каминский холодно усмехнулся:
– Похоже, тебе надо спешить с допросом.
– У тебя ведь семья, Каминский. Жена, трое сыновей и совсем маленькая девочка, верно? Я могу замолвить словечко, чтобы тебе дали с ними свидание, если хочешь.
Каминский посерьезнел:
– А ты уверен, что это в твоей власти?
– Моей власти хватило на то, чтобы попасть сейчас к тебе, так что суди сам.
– И что же именно ты хотел узнать?
– Я хотел узнать, кто из твоей шайки совершил грабеж со взломом здесь, в стране, примерно три года тому назад.
– Ну, этого я не вспомню, слишком много лиц.
– В Кристиансхавне. Неудачный грабеж, во время которого все пошло не так, как было задумано, и в результате была убита молодая женщина. Мне нужно узнать, кто убийца.
Каминский посмотрел на него задумчивым взглядом, все больше наклоняя голову набок, пока при этом движении шейные позвонки не издали сильный щелчок.
– Теперь я понял, откуда я тебя знаю… Из газеты. Это же твою дамочку тогда убили. Ты – тот полицейский, который был на работе, когда дома напали на его женщину.
– Имя, Каминский! Это единственное, о чем я прошу.
Каминский разразился издевательским хохотом:
– Это же надо, как сильно должен тебя ненавидеть Бог!
Томас встретил его слова холодным взглядом:
– Не так сильно, как я его. Имя, Каминский, в обмен на разрешение повидаться с родными! Кто это был?
– Я не дурак. Нет у тебя власти распоряжаться такими вещами. Не знаю, как ты сюда прорвался, но ты ничего не можешь мне предложить. Ты – ноль без палочки. Что ты за полицейский и что ты за мужик, если не можешь защитить даже собственную семью?
– Назови мне одно имя, Каминский.
– Баба ты. Баба и слабак.
– Имя!
– Да иди ты на хрен!
Сделав шаг назад, Томас схватил дубинку. В тот же миг на него бросился Каминский, выставив голову, как разъяренный бык. Томас опустил дубинку ему на плечо. Каминский промахнулся и растянулся на полу. Томас продолжал колотить Каминского дубинкой, пока не выбился из сил. Он остановился, переводя дыхание:
– Имя!
Каминский поднял на него взгляд и плюнул:
– У тебя удар как у девчонки.
Томас снова замахнулся, метя ему в затылок. Все бесполезно, что бы он ни делал! Каминский никогда ничего не скажет. Он молчит, а другой надежды что-то узнать нет. Томасу страстно захотелось положить этому конец прямо сейчас, чтобы уж больше не мучиться. Каминский не убивал Еву, но пусть он поплатится за все остальные преступления. За долю секунды до того, как дубинка опустилась на голову Каминского, Томас почувствовал, как кто-то схватил его за плечо.
– Твои десять минут истекли, – сказал рыжебородый надзиратель, отбирая у Томаса длинную дубинку.
Томас посмотрел на лежавшего на полу Каминского:
– Ты, Каминский, тут сгниешь.
– Я гораздо свободнее, чем ты. Тебе никогда не видать моей свободы, – засмеялся ему в лицо Каминский, сплевывая кровью. Подошедший полицейский помог ему подняться. – Ты, наверное, худший полицейский из всех, какие когда-либо водились на свете, – крикнул Каминский вслед Томасу. – Надо же быть таким слепым, чтобы самому не разобраться в этом деле!
Рыжебородый надзиратель подтолкнул Томаса к выходу.
– Ни черта ты не знаешь, – бросил Томас через плечо. – Ни черта!
– Ворон! – окликнул его Каминский.
Томас от неожиданности обернулся с порога. Оказывается, Каминскому известно его имя! Не важно, узнал он его от кого-то или из газет, но с памятью у него определенно все в полном порядке.
– Я
Томас взглянул на него. Что-то ему подсказало, что Каминский пытается его разыграть.
– Ничего ты не знаешь, Каминский. Пока. Желаю тебе всего наихудшего!
77
Внезапная перемена погоды нагнала дождевые тучи, они обложили небо над Кристиансхавном и над всем Копенгагеном. Поднявшийся ветер развеял без следа летнее настроение, царившее до сих пор на набережной, и сейчас там было сыро и безлюдно. По каналу мимо «Морской выдры» проплывал катер с очередной партией туристов в разноцветных плащах. Зябко поеживаясь, они щелкали фотоаппаратами или снимали на мобильные телефоны исторические здания.
Томас сидел за стойкой в «Морской выдре», а Мёффе дремал у него под стулом. Дело было во вторник вечером, и в зале, кроме нескольких завсегдатаев, поодиночке сидевших за привычными столиками перед окнами, выходившими на канал, почти никого не было.
– Еще? – спросил Йонсон, державший в руке кофейную колбу.
– Только полчашечки, – сказал Томас.