– Даем тебе десять секунд, затем пускаем газ. – Надзиратель начал быстро обратный отсчет: – Четыре, три, два, один…
– Уже встаю, – послышалось из камеры.
Надзиратель закрыл глазок и отпер дверь. Остальные надзиратели держались наготове, чтобы ринуться в камеру по первому знаку. По условному сигналу первого надзирателя остальные ворвались в камеру.
Каминский стоял спиной к ним, полуголый, одетый только в красные тренировочные брюки, у противоположной стены, упираясь в нее ладонями. Его длинные черные волосы наполовину закрывали изображавшую православный крест татуировку во всю спину. Два надзирателя приблизились к нему со смирительной рубашкой, двое других прикрывали их, держа наготове дубинки. Менее чем за минуту они надели ему смирительную рубашку и надежно зашнуровали.
– От тебя зависит, надевать ли тебе зубную шину или нет, – сказал надзиратель, держа ее у него перед глазами.
Каминский посмотрел на шину, затем перевел взгляд на надзирателя:
– Ты – дерьмо, а я не жру дерьма, поэтому не буду тебя кусать.
Закрывая рот, он громко щелкнул зубами, надзиратель так и отдернул от него голову.
Каминский усмехнулся:
– Может, как-нибудь в другой раз?
– Выведите его на прогулочную площадку, – сказал Томас.
Рыжебородый покачал головой:
– Договаривались про десять минут в камере.
– Я буду говорить с ним во дворике.
– Это будет нарушением одного из правил безопасности. Арестант останется в камере.
– По-моему, мы давно уже нарушили все правила, поэтому что уж теперь разговаривать о регламенте. Выводите его, и дело с концом.
Надзиратель кивнул двум своим подчиненным, которые держали Каминского.
Каминский с любопытством взглянул на Томаса, когда, подхваченный под руки надзирателями, проходил мимо него в коридор, а оттуда к двери, ведущей на крышу.
– Разрешите воспользоваться! – сказал Томас и без дальнейших объяснений взял из рук одного надзирателя дубинку.
76
Стоя у порога, Томас смотрел на Каминского, которого оставили в середине прогулочного дворика размером три на восемь метров. Каминский глядел сквозь проволочную сетку на сереющее в рассветных сумерках небо и глубоко вдыхал свежий воздух. Издалека доносился шум одинокого автомобиля, проезжающего по спящему городу. Обернувшись к Томасу, он окинул его ленивым взглядом:
– Зачем ты поднял меня среди ночи, полицейская ищейка?
– А говорили, что ты никогда не спишь.
– Сплю, потом просыпаюсь. Мне охота кофе. Ты принес кофе? – спросил Каминский по-датски с сильным восточноевропейским акцентом.
– Кофе нет. Только вопросы.
– Как и все. – Он наклонил голову набок, пристально вглядываясь в Томаса. – Но ты не такой, как остальные. Другие одеты получше. Другие приходят днем, а не как тать в ночи. Ты что, из особых полицейских? Из бойцов? Ты участвовал в нападении на мой клуб?
– Нет.
– Так это я не твоего дружка тогда уложил? Бум, бум, бум.
Каминский выпучил глаза, что в сочетании со смирительной рубашкой и спутанными черными волосами только усилило общее впечатление безумия.
– Я не знал его. Он был новенький. Ты подстрелил первогодка. Замечательный подвиг! – добавил Томас иронически.
– Я еще нескольких подстрелил.
– Это признание?
– Так ты за этим пришел? Выбить признание? Для этого у тебя дубинка? – кивнул он на резиновую дубинку, которую держал в руке Томас, сопроводив эти слова неприличным телодвижением. – Думаешь, я ссучусь?
– Ничего подобного. Мне не интересно, что там происходило в тот день. Пускай этим занимаются другие. – Томас поставил дубинку к стене, а сам отошел от нее. – Я пришел поговорить совсем о другом.
Каминский посмотрел на дубинку, затем на Томаса, который стоял, держа руки в карманах.
– Ты не такой, как все. Я тебя знаю? Что-то мне подсказывает, что мы с тобой уже встречались.
– В первый раз вижу тебя, – соврал Томас. – И надеюсь, что в последний, – добавил он, улыбаясь.
Каминский тоже улыбнулся:
– Ты, малый, мне нравишься, хоть ты и полицейский. Как тебя звать?
– Как меня звать, не имеет значения. На самом деле я сюда и не приходил. А это означает, что все, что ты сейчас скажешь, не может быть использовано против тебя на процессе.
– И поэтому ты хочешь, чтобы я отвечал на вопросы? Я что, по-твоему, стукач? Знаешь, как я расправляюсь со стукачами?
– Наверняка каким-то очень неприятным способом.
– Отрезаю яйца и засовываю им в глотку.
– Да, не слишком приятно. Все, что мне нужно, – это немного информации по одному старому делу, чтобы я мог сдвинуться с места в расследовании.
– А я что за это получу?
– А чего бы ты хотел?
Он пожал плечами:
– Сперва мне надо услышать, в чем будет состоять моя помощь, тогда я назову свою цену.
Томас поглядел на Каминского, его слова не вызывали доверия. Томасу показалось, что для Каминского этот разговор просто развлечение и он тянет время, чтобы подольше побыть на свежем воздухе.
– Я заглядывал в контейнеры, где лежат конфискованные у тебя товары.
– Об этом я ни сном ни духом.
– Брось, Каминский! Всем известно, что твой клуб на Кольбьернсенсгаде служил складом, куда на протяжении ряда лет стекались все краденые вещи.
Каминский замотал головой, словно не понял, о чем речь.