Секта-2

– Остыл кофе… – задумчиво произнес Продан, глядя прямо перед собой. Этот временами появлявшийся у него взгляд, отстраненный, словно направленный внутрь, вызывал в Насте любопытство и одновременно с ним легкую брезгливость, происхождение которой она никак не могла сама себе объяснить, стыдилась ее и всячески скрывала. Возможно, от Продана начинало пахнуть какими-то особенными антиферомонами в те моменты, когда он в очередной раз делал попытку пригласить Настю поужинать. Подобное с удручающей регулярностью случалось после каждой их рабочей встречи, на которых они порой засиживались допоздна. Впрочем, более вероятно, что Настя начинала ощущать этот запах, когда Продану вдруг приходило в голову покритиковать ее работу. Он, как обычно, брал написанный ею текст, придирчиво вчитывался в каждое слово и, как только спотыкался на каком-нибудь предложении, начинал скверно морщиться напоказ, нисколько не скрывая своих чувств. Настя уже знала, что последует за этими недовольными гримасами. Продан начнет долго и занудливо, не переходя, впрочем, порога вежливости, отчитывать ее с укоризной в голосе. Выставит частокол вопросов, на которые сам примется отвечать с отвратительной педантичностью, но довольно скоро собьется и станет вот так же бездумно глядеть перед собой и молчать. Все всегда заканчивалось по одному и тому же сценарию. На вопросы Настя отвечала хладнокровно, четко и с усталым, немного высокомерным безразличием человека, который вынужден всякий раз доказывать невежде собственную, единственно верную точку зрения. В моменты своего отупения Продан напоминал ей муху, сидящую на оконном стекле рядом с распахнутой форточкой. Ей бы только осмотреться, чтобы вылететь на волю, но муха легких путей не ищет и с надсадным жужжанием бьется в прозрачную преграду, не понимая, как это воздух может быть твердым.

Продан в своих фантазиях стремился выдумать то, чего никогда не существовало. Будь его книга написана кем-нибудь кроме Насти, в особенности человеком бессовестным, каких среди современных журналистов немало, она оказалась бы чистейшей воды фальсификацией. Согласно версии сенатора, никакого Христа в Иудее никогда не было, а прототипом его якобы послужил лжепророк по имени Фаб, сын некоего Иехуды Галилеянина, который собирался заставить воды Иордана расступиться и вообще всячески смущал народ, за что и был публично казнен одним из сыновей Ирода Великого. Вся эта чудовищная мистификация, являвшаяся очевидной ложью от первого до последнего слова, буквально в каждом абзаце кишела «доказательствами» того, что «Иисус Христос – лишь вымышленный нищими и бездельниками образ», и старательно очерняла этот образ. По замыслу Продана каждая страница книги должна была быть разделена на две половины: в одной шел евангельский текст, а в другой Продан опровергал его и полностью уничтожал его право на подлинность. Примириться с таким содержанием Настя никак не могла, но понимала, что, окажи она открытое противодействие своему нанимателю, лишение источника средств к существованию было бы ей обеспечено. К ее безграничному отчаянию, она бессильна была хоть что-то сделать с этой ересью, издать которую Продан для начала предполагал чудовищным тиражом в миллион экземпляров.

Сенатор неустанно повторял, что в этой книге каббала наконец развенчает миф о распятом философе, низведя последнего до уровня ничтожества, чем докажет право на существование собственной, совершенно отличной от канонических толкований точки зрения, подвергнув всю евангельскую историю осмеянию и остракизму.

– Настало время каббале занять подобающее ей место и во всеуслышание высказать свое отношение к христианской философии как к профанации окружающего мира, – говаривал Продан.

Однажды, чрезмерно разоткровенничавшись, он заявил Насте, что их труд принесет куда более существенный результат, чем публикация так называемых Протоколов сионских мудрецов или Евангелия от Иуды.

– Это станет самой большой информационной провокацией со времени опубликования Протоколов, а каббале окажет неоценимую поддержку. Очень многие отвернутся от христианства, как от религии, не имеющей в своей основе ничего подлинного.

– Но это же… – Настя хотела сказать «чудовищная ложь», но сдержалась и заменила «чудовищную ложь» на «несоответствие действительности».

Продан лишь рукой махнул: