Настя, которая уже встала и собиралась было покинуть и эту квартиру, и эту нелепую фантазию, позабыв о них навсегда, вновь опустилась на стул, нацепила на лицо маску вежливости, улыбнулась в ответ, спросила:
– И как же? Кинулся он на вас, говорите, и…
– Он сквозь меня прошел и исчез. Ощущение, конечно, непередаваемое. Как будто одновременно жжет и огонь, и холод. Во всяком случае, перед тем как потерять сознание, я его нигде поблизости от себя не заметил. А потом прибежали солдаты из комендантской роты и видят – лежит ефрейтор. Меня в медсанчасть, там уже в себя пришел. Температуру мне померили, а она меньше тридцати градусов. Удивились, как с такой температурой и живой, но стали лечить. Чувствую себя нормально, а температура прежняя. Как глаза открыл, как разговаривать начал, так сразу двое чекистов ко мне с расспросами своими: «зачем?» да «почему?», я им все и рассказал, как было. Они ушли, а на следующий день опять те самые в штатском из Москвы прилетели и меня забрали с собой. А заодно и всех тех, в черной форме, из подвала, прямо так вот из земли выкопали и в самолет. Так мы все вместе в Москву и прилетели, да прямо с аэродрома – тех покойников на грузовиках, а меня на легковой – нас в Костромскую область доставили. Там филиал института НКВД был, который всякой чертовщиной прикладной занимался. Его еще Глеб Бокий основал, гореть ему в огне во веки вечные, такой был вурдалак, что не приведи боже… Этого Бокия потом, говорят, собственноручно пьяный Семен Михалыч Буденный шлепнул. И не из нагана он его, а вроде бы шашкой, по-кавалерийски, голову снес, а тело приказал сжечь. Шлепнуть-то шлепнул, а дело бокиевское продолжалось. Эксперименты всякие ставились, людей со всей страны с разными интересными способностями подбирали, да мало ли… Это и по сию пору гостайна. Вот ты смеешься, когда про вампиров-то говоришь, а это напрасно. Есть вампиры. Ты с одним из них недавно виделась. Понимаешь, о ком я толкую?
Настя покачала головой:
– Вы о моем муже? Быть этого не может. Он ведь не кусал никого. Какой же он вампир?
– А они не все кусучие, – усмехнулся дедушка Горшков, – их много всяких. Долго объяснять, на это дня не хватит. Просто есть такие люди, они вроде колдунов или магов, «посвященные» их называют. Так вот, когда такой посвященный вдруг умирает не своей, но внезапной смертью, то жизнь в нем еще надолго остается. Слышала про каталепсию? Как люди погружаются в летаргический сон, а их хоронят, получается, что заживо? Вот и у этих примерно то же самое. Есть тело физическое, оболочка, а есть тело астральное, которое из оболочки выходит и может отдельно, само по себе, путешествовать, оставаясь жить до тех пор, пока физическая оболочка остается и астральному телу есть куда вернуться. Они друг с другом связаны, и, когда вампир сосет кровь, получается, что его тело живет. Вот такими вещами институт и занимался. Я им был интересен, как человек, сквозь которого вампир прошел, а я жив остался, хотя и похолодел малость. У меня кровь стала как у рыбы – холодная. Одним словом – феномен. Место, как ты сама, наверное, уже догадалась, называется Затиха – особая зона. При Хрущеве институт прикрыть захотели, а зону-то ликвидировать не получилось. Она как могильник Чернобыльский, там тоже нормальной жизни быть не может. Со мной поступили, как мне кажется, в высшей степени гуманно: назначили кем-то вроде смотрителя, пенсию определили. К моим услугам была институтская библиотека, вот она вся здесь, и в этой комнате, и там еще дальше. А потом и Хрущев помер, и Брежнев – они-то особенно тем, что в Затихе происходит, не интересовались. Тут пришел Горбачев, и стали ко мне гости заглядывать, а уж при Ельцине народ валом повалил. Старые институтские здания под слом пошли, новый дворец выстроили из красного кирпича, меня сюда, на заслуженную пенсию. А вместо меня совсем другой человек там поселился. И вот к нему-то как-то раз приехал твой Герман, хотел того человека с собой в Москву забрать, он там срочно кое-кому понадобился, только ничего у твоего мужа не вышло, и вернулся он в Москву один. Здесь у него от больших людей вроде как отставка получилась, он не пойми зачем опять в Затиху рванул, а там с таким встретился, что я даже и рассказывать не хочу. Скажу только, что после той встречи он так в Затихе и остался и, сдается мне, в том виде, в каком я тех немцев из подвала в Сталинграде повстречал.
Настя, которая никогда не курила и даже дыма табачного не выносила, подумала, что сейчас бы с удовольствием выкурила сигарету. Самое время начать. Она хотела было попросить сигарету у старика, но вместо этого произнесла нечто совсем другое:
– Но если он остался в этой Затихе, то в каком же он там виде? Я вам и верю, и не верю. Простите за идиотский вопрос, но он что же, превратился в такую вот нежить бесплотную, о которой вы мне только что здесь так долго и увлекательно рассказывали?