Секта-2

Ученики впитывали его слова, насыщались его выводами, моралью, перенимали образ мышления учителя и, в свою очередь, учились мыслить самостоятельно. Шуки они избрали над собой старостой, как самого умного и рассудительного, несмотря на юный возраст.

* * *

Произошло это после того, как однажды (а дело было в субботу) Гиркан и Мирра, как обычно, зашли в школу, чтобы забрать оттуда мальчика и всем вместе отправиться в синагогу, а затем за город, погулять вдоль берега восхитительного Кинеретского озера. Такие прогулки были в семье делом обычным, и родители очень удивились, когда Шимон на их просьбу позвать Шуки ответил, что тот еще с рассветом ушел куда-то, а куда, он не знает.

– Можно было бы о том спросить у нашего учителя, да только и его здесь нет. Может и такое статься, что они вместе с Шуки куда-нибудь ушли. Они часто так делают, чтобы поговорить вдали от посторонних ушей, – сообщил Шимон, который был не особенным охотником до отлучек в город и почти все свое время проводил в стенах школы, и захлопнул перед озадаченными родителями калитку в зеленых воротах, на которых медными гвоздями был прибит знак каббалистического креста – пятиконечная звезда, отгоняющая недобрые помыслы и ненужных посетителей.

Мирра встревожилась, Гиркан успокаивал ее, говоря, что ничего с мальчиком случиться не может, тем более когда рядом учитель. Галилея всегда была вольным местом, где искали приюта многие инакомыслящие со всей Иудеи, бежав от притеснений Ирода и все более усиливавшегося римского влияния, но все же законы израильские здесь соблюдались неукоснительно, и всякий, кто осмеливался поднять руку на ребенка, подвергался жесточайшему прилюдному наказанию со смертельным исходом. В те времена суд был жесток, но скор и справедлив: карал воров и убийц достойным для них способом и с народом этим не церемонился. Поэтому серьезной преступности в Галилее почти не встречалось, однако Мирра волновалась все больше, и тогда они вместе решили попытаться найти ребенка, рассудив, что он вполне может быть вместе с Кадишем в доме собраний, как называют евреи синагогу, и в своем предположении не ошиблись. Еще издалека, от другого конца главной городской улицы, плотник и его жена заметили внушительную толпу, буквально заполонившую всю площадь перед синагогой, чего ранее никогда не наблюдалось. Казалось, что весь город собрался здесь! У Мирры от нехорошего предчувствия сдавило сердце:

– Быстрее! Там что-то случилось!

Она ринулась вперед, а Гиркан, будучи уже в солидном возрасте, когда не пристало вот так, сломя голову, бежать неизвестно куда, вынужден был что есть мочи припустить за женой, опасаясь потерять ее в этой огромной непредсказуемой толпе.

Достигнув краев людского озера, Мирра принялась спрашивать у всех о причине такого столпотворения, но стоящие вдалеке знали не более ее самой. Многие лишь пожимали плечами, кто-то пустого слова ради говорил, что там, впереди, будто бы сейчас казнят кого-то, но верилось в такое дело с большим трудом, потому что была суббота, а в этот святой день казнить преступников запрещалось.

– Да будет вам брехать, как глупые собаки, – повернулся в сторону Мирры и Гиркана какой-то низкорослый и коренастый человек, одетый в сильно поношенный дорожный плащ, подпоясанный куском простой веревки. Лицо его было плоским, как лепешка, на которой кто-то вырезал все необходимые для жизни отверстия. – Там мальчишка, который, говорят, пришел к утренней молитве и заявил, что он может прочесть кусок из Торы наизусть. Когда же его смеха ради спросили, с какого именно места он желал бы начать, то он заявил, что ему, мол, все равно. По закону не может читать Тору тот, кто не достиг еще тринадцати полных лет, но почтенный хасмоней Гиль, священник Арбелахский, заявил, что выскочку стоит проучить, воспитав таким образом в нем скромность, которую не воспитали до сей поры в отчем доме…

При последних словах плосколицего незнакомца Мирра вспыхнула и прижала к груди руки:

– А потом? Что же было дальше?!

– Мальчику разрешили прочитать ту главу, которая была намечена для сегодняшней субботы. Гиль предложил ему подойти к свитку и прочитать из него, говоря, что при произнесении священных заветов не должно ошибаться, как может получиться при чтении по памяти, что это тяжкий грех, но мальчик отказался и, в свою очередь, предложил Гилю по свитку следить за тем, что он станет говорить. Тогда Гиль очень разгневался и сказал, что, как только мальчишка первый раз ошибется, он велит высечь его прямо на площади перед синагогой на глазах у всего города. И что вы думаете? Мальчик стал наизусть читать этот самый отрывок с прекрасным выражением, с отменными ударениями, словно он долгое время учился быть оратором, а ведь ему от силы лет восемь!

– Почти десять, просто он очень худенький, – невольно вставила Мирра и запнулась на полуслове. – А зачем здесь все эти люди? Гиль что же, все-таки выпорол Шуки?