— Соскучилась! А що? — Она вызывающе вскинула голову.
Галайда не отважился продолжать разговор и с напряжением всматривался в бежавшую навстречу крутую и опасную дорогу. Фары не включали, а подфарники освещали только небольшой круг впереди машины.
— Давай, уж я буду за штурмана, капитан! — сказала Устя. — Чего ты побачишь на шляхе?
— А если я филин?
— Надолго вызвали Кутая, филин?
— На сколько потребуется. Я не волен распоряжаться им полностью.
— Да? — удивленно спросила Устя. — Над ним не волен? Почему же?
— Я начальник заставы, а его используют шире.
— Масштабы?
— Верно, масштабы шире.
— А раз так, почему ему старшего лейтенанта не дают?
— Это большого начальства дело, Устя. А ты заинтересована?
— А тебе що?
Галайда смущенно замолк.
— Митрофана кончили насмерть, — сказала Устя, уточняя обстановку, — а Митрошку, сына, не дорезали. Кровью шибко изошел. У нас доктор будь здоров! Може, вытянет с того света Митрошку. Мой. Комсомолец. Худенький. Плечики узкие. А дух на три гвардейца. — Устя всхлипнула.
— Ты не плачь, Устя, — тепло сказал Галайда, — выживет.
— Я и то думаю… Доктор будь здоров!
— За что их? — Галайде хотелось побольше узнать о происшествии.
— За що? Старое зашло! — ответила Устя после паузы. — Митрофан, сам знаешь, стал работать на нас, осознал, а для них прикидывался. Думаю, раскрыли Митрофана и казнили.
— Все же должны быть причины, Устя.
— Должны быть, ясно.
— Никаких нет намеков, Устя? — исподволь подходил Галайда, зная строптивый характер девушки.
— Есть намеки.
— Можно поинтересоваться, какие?
— Вот потому и пытала за Кутая. — Устя вспыхнула вновь. — Той сам все расскажет, а ты пристаешь, як репей до овчины, що, кто, почему, як?
— Я же к тебе, как к соратнику, товарищу, — мягко упрекнул Галайда, любуясь девушкой.
— Если так, могу подсказать, Галайда. Ты намеки просишь. Намеки такие: готовят принимать из-за кордона важного селезня. Эти двое бандюг присланы, я так думаю, — она подчеркнуто произнесла последнюю фразу, присланы проводить селезня. Бандюги к Митрофану. А Митрофан… Не так чего-то сработал Митрофан. А у них ноздри собачьи, Галайда.
Лесная проселочная дорога кончилась. Машина покатила по долине к скупо мерцавшему редкими огоньками селу. Возле сельсовета их поджидали милиционер в армейском кителе, председатель сельсовета и пяток парнишек, отважно настроенных комсомольцев с винтовками. Девушка с русыми косичками, в кацавейке и в сапогах доложила Усте. Митроша, мол, не помер, дышит, в память пока не пришел; хлопцы, посланные в погоню, не вернулись.
Устя выслушала нетерпеливо и хмуро, расстроенно шмыгнула носиком, погладила румяную щеку девушки.
— Чув, Галайда? — И, дождавшись его кивка, сказала: — Подробности добавит дальнейшая обстановка. Який у тебя план? — Заметив Денисова, дружелюбно кивнула ему, более сдержанно Сушняку, хотя тот осклабился в улыбке, приветливо и шутливо отдав ей честь. — Денисова взял — добре, похвалила она Галайду, — а вот за собак не знаю. Речка же рядом, бандюги не дураки — сшибут со следа. А то взяли моду мазать подошвы собачьим жиром. Кобели только хвостами крутят…
Обесславив служебных собак и что-то тихо сказав своим вооруженным ребятам, Устя обратилась к Галайде, беседовавшему с милиционером:
— По мне, так надо брать след и шукать катов. А как по-вашему, не знаю… — Она направилась в сельсовет.
— От Митрофана брать след или от Митрошки? — спросил милиционер.
— Посоветуемся со специалистами. — Галайда подозвал ефрейтора, державшего на поводках двух овчарок с мощными бронзовато-серыми лапами и беловатыми подпалинами от груди до подбрюшья. Фары «студебеккера» отчетливо освещали их умные морды.
Это были породистые медалисты Курсив и Ланжерон. «Они все понимают, только сказать не могут», — говорили об этих псах. Сегодня инструктора службы собак заменял ефрейтор Шамрай, недавно досрочно получивший свое звание и потому старавшийся изо всех сил оправдать доверие. Он, быстро поняв обстановку, предложил взять след не только от пострадавших, но и от дружинников, направленных в преследование.
— Надо подстраховать, товарищ капитан! — Шамрай нетерпеливо поглядывал на часы и сдерживал собак, свирепо вырывавшихся из ременных ошейников.
— Можно организовать? — спросил Галайда милиционера.
— Почему нельзя? Все можно. Нельзя только на небо влезть.
На крыльце появилась Устя.
— Вы доси чухаетесь? — Уперлась кулаками в бока. — Ай-яй-яй! А може, поснидаем? Яешню зробым з салом, га?
Галайда отдал распоряжение взять след и начать поиск.
— Ответственным за поиск назначаю вас, товарищ старшина, — сказал он Сушняку. — Возьмите с собой шестерых. Если след раздвоится, поделитесь поровну. Тогда во второй группе старшим будет сержант Денисов.
— Треба дополнить моими. — Устя с гордостью поглядывала на комсомольцев, глаза их горели нетерпением ожидания.
Галайда недолго колебался.
— Ладно, не помешают, Устя.
— Ох, ты же и типчик, Галайда! Оказываешь снисхождение. Да мои хлопцы такие!.. — Она даже слов не нашла. — Твои в зеленых картузах скиснут, а мои в кепочках… — И, не найдя подходящих слов, улыбнулась: — Пера и пуха!