Секретный фронт

Устя была яркой девятнадцатилетней красавицей, смелой, порывистой и в то же время женственной. Она могла то накричать и даже пустить в оборот словцо, заимствованное у лесорубов или плотогонов, от которого уши вяли, то залиться краской от самой пустяковой насмешки.

Приезжала она на заставу верхом на игреневом трехлетке. Влетала в ворота карьером, осаживала конька у самого крыльца, у которого редко когда не толпились бойцы, расступавшиеся перед ней, проходила, стуча каблучками сапожек, изящная, с точеной фигуркой, обтянутой темно-синим трикотажным спортивным костюмом.

— Хлопцы, дэ Галайда? — громко спрашивала она. — Опять нэма? Бумаги повез в отряд? Славно! Дэ заместитель? Зацепа дэ?

Устя, как и положено главе «истребков» из Скумырды, ходила с наганом на узком ремешке через плечо.

Любой из молодых пограничников сложил бы к ногам Усти свое изнывающее истомой сердце, но путь был заказан. Лейтенант Кутай доводил до логической развязки уже полтора года тому назад затеянную им и точно распланированную операцию.

Свадьбу могли сыграть и сегодня и завтра, медлила пока Устя, слишком занятая любезным ее сердцу делом.

— Подожди, подожди, Жорик, — просила она, поглаживая его теплой ладошкой то по щеке, то по чубчику. — Не насладилась я свободою, Жорик! Ты же меня скинешь с седла, отберешь у меня «истребков», причалишь меня к корыту, а, Жорочка? Целуй меня, Жорик, при всех целуй, обними покрепче, пущай от зависти дохнут хлопцы!.. — И, веселая, вся будто сотканная из солнечных лучей, по-джигитски ловко бросалась в твердо-кожаное седло и уносилась в свою Скумырду.

С тоской посматривали ребята ей вслед, по-хорошему завидовали счастливому лейтенанту. Кутая уважали, ценили как опытного, расчетливого и смелого офицера.

Поговорив об Усте, два друга еще раз вспомнили о Строгове, увидев идущего в гору с наплечным мешком Магометова.

— Герой! — похвалил его Сушняк. — Помнишь, как он вызвался? «Дайте мне фонарь и пистолет, и первым сигану в яму…» — покачал головой, — а могли прошить его на сто дырочек, как пить дать, могли…

— Магометов не сдрейфил, — скупо согласился Денисов, так как ничего выдающегося не видел в его поведении. Так поступал он, Денисов, и не раз. Таков закон службы, долга — присягу ведь принимали. А как же иначе? За спину других прятаться?

В памяти Денисова возник майский день сорок пятого года. Страна всего четыре дня назад отпраздновала победу, а у них на заставе боевая тревога: в соседнем городке бандиты ворвались на совещание актива и убили двадцать восемь коммунистов.

Пограничники пошли за бандой группой в тридцать четыре бойца. След держали овчарки. В одном хуторе накрыли шесть человек, переодетых в форму пограничников, а потом в лесу обнаружили банду в двести штыков.

В каком-то клочковатом, кровавом тумане роились воспоминания. Прошлого будто и не было. А каждый бой — твердо ощутимые грани жизни и смерти. Втянулся, привык. А начиналось для него непросто.

Восемнадцатилетнему добровольцу Денисову впервые позволили идти на боевую операцию в сержантском наряде. Да, это было в восемнадцать!

Первый выход, первое доверие. Все чувства обострены, нервы… Хотя какие нервы у юноши, сгоравшего от желания выдержать экзамен на зрелость!

Ему доверено оружие, он идет рядом с сержантами, гвардией пограничной охраны. Это было здесь, южнее села Скумырды, в равнинном перепадке, близ леса. Старший наряда Каблуков вел по опасным местам. Следов не оставляй, окурки закопай, пенек осмотри, бугорок прощупай, возможен выход в схрон сумей отличить по выбросу земли, крот или человек… Наготове автоматическая винтовка Токарева и гранаты. Рост — сто семьдесят, вес шестьдесят восемь, тело атлета…

По пути заброшенный сарай, его называют стодолой. Сколько раз наряды бегло осматривали его! Так нужно, хотя стодола близка от заставы, и, казалось бы, кому туда зайти.

И на этот раз Каблуков приказал Денисову осмотреть стодолу и потом догнать наряд. Фактически это было первое боевое задание, и Каблуков, посылая новичка, проверял его на деле. Само собой разумеется, Каблуков не мог и предположить, что злоумышленник осмелится забраться в сарай чуть ли не на виду у заставы. И Денисов, исполняя поручение, в душе досадовал на старшего, пославшего его с явным намерением подчеркнуть незначительность новичка. Вприпрыжку, тем самым беглым шагом, который вырабатывается у разумно спешащего человека, Денисов очутился возле стодолы, осмотрел вход, заметил примятости травы, обсыпанной сизой росой, насторожился. Если сюда и заходил пограничник, ревизуя, как и Денисов, попутную точку, то это могло случиться только вечером, когда еще не упала роса. А это… Теперь от прежней беззаботности не осталось и следа, взгляд стал подозрительней, приметы фиксировались острее.