Секира и меч

Волк и Щелкун наломали сухих веток в кустарнике и разожгли костер. Батыр, нанизав мясо на прутики, принялся его запекать. За этим делом он говорил о своих людях. Одного из половцев звали Егет, а другого — Кояш.

Батыр сказал:

— Егет по-нашему — удалой, отважный человек. Егет очень соответствует своему имени. Нет в степи наездника, равного ему и такого же смелого… — Батыр показал на другого половца. — А Кояш — это солнце. И правда, посмотрите, как он бел лицом и красив.

Все посмотрели на Кояша. Тот действительно был красив. Бросались в глаза его очень тонкие черты лица.

Глеб назвался сам и назвал побратимов:

— Вот Волк. К дурным, нечестным людям он может быть беспощаден. Одного он даже загрыз, потому что не имел тогда под рукой оружия.

Половцы кивнули Волку. Он кивнул им в ответ.

Глеб сказал:

— А вот Щелкун. У себя на родине он известен тем, что съел живьем мышь…

Половцы посмотрели на Щелкуна с уважением. Потом их взгляды обратились к Марии. Девочка в это время пекла для всех на раскаленном плоском камне лепешки.

— Это Мария, — просто назвал Глеб.

Красивый Кояш подмигнул девочке и улыбнулся. Что-то сказал.

Батыр перевел:

— Кояш говорит, что эта девочка похожа на его сестру. У нее тоже синие глаза. Это для половцев большая редкость.

Потом и Егет сказал, что ему нравится Мария, — так нравится, что он даже мог бы обучить ее ездить верхом. Он даже был бы не прочь жениться на такой, как она. А всякая половчанка умеет хорошо ездить верхом.

Марии были приятны слова этого половца, хотя они и смутили ее. Однако она покачала головой в знак того, что не собирается замуж. И подложила Егету лишнюю лепешку.

Это все заметили и заулыбались.

Так девочка в кругу мужчин порой может с легкостью наладить взаимопонимание.

Глеб сказал про Марию:

— Она еще ребенок. Ей рановато думать о замужестве…

А Батыр перевел ответ удивленного Егета:

— Половчанки в ее возрасте уже рожают детей.

Надо сказать, у этого Егета был весьма проницательный и цепкий взгляд. И это при его молодости!.. Не случайно его звали удалым; должно быть, из круга своих сверстников он выделялся умной головой.

Они не спеша ели мясо и лепешки.

В больших руках Глеба лепешки выглядели совсем маленькими. Батыр с одобрением оглядел фигуру Глеба, его широкие плечи, могучий торс.

И сказал:

— В наших аилах много крепких славных воинов. Но когда мы сходимся бороться на майдане, я побеждаю всех. И в бою мне до сих пор не было равных. Ты, Глеб, первый, кто устоял передо мной.

Глеб кивнул:

— Не скрою, и мне не доводилось встречать достойного противника. Тем памятнее для меня будет этот угасший день, — тут Глеб внимательно взглянул в глаза половцу. — Скажи, Батыр, а что вы делаете здесь, так далеко от половецкой земли? Я слышал, что земля ваша — Кумания — много южнее этих мест.

Батыр негромко засмеялся:

— Друг, я вижу, ты задал тот вопрос, что уже давно мучит тебя. Что ж! И я на него отвечу… Мы гуляем в этих местах, чтобы люди, живущие здесь, и там, и там… — он показал рукой в разные стороны света, — не забывали: есть на этой земле большой и сильный народ — команы… И потом… — он на мгновение задумался. — Земля у нас одна. Ни ваш христианский Бог, ни наши боги-предки не расчертили эту землю границами. Никто не может с уверенностью сказать, где кончается команская земля и начинается русская… К тому же, я знаю, и ваши воины гуляют по нашей земле, и ходят через нее паломники. А многие беглые даже живут — вы их, кажется, называете бродниками…

Больше ни о чем не спрашивал Глеб. Его, верно, удовлетворил столь исчерпывающий ответ.

Покончив с трапезой, все легли спать.

Ночь была тихая и теплая. Ясное небо было сплошь усыпано звездами. Блики костра играли на лице Марии. Девочка улыбалась во сне, — должно быть, видела возле Глеба добрые сны.

Когда уснули даже сверчки, Волк по обыкновению поднялся, сел в сторонке и, устремив глаза к звездам, принялся слушать тишину. О чем он думал в такие долгие ночные часы? Что хотел разглядеть среди звезд?

Конечно же, детей своих Волк видел в небесах. И с ними вел мысленные беседы.

Должно быть, Батыра насторожило поведение Волка — кто знает, что на уме у этого русского с лютыми, всегда прищуренными глазами? Нельзя половцу ошибаться в русской степи. Чересчур доверишься — и расстанешься с головой…

Батыр тоже поднялся, подбросил сучьев на уголья. И скоро костер разгорелся с новой силой.

Волк повернул голову к костру:

— Почему не спишь, друг? Спи. Я посторожу…

Батыр задумчиво посмотрел в темноту:

— В нашем народе говорят: «Птица, испугавшаяся ловушки, сорок лет не садится на развилистое дерево».

Волк улыбнулся лишь уголками рта:

— Тебя встревожило, что я поднялся?..

Батыр не ответил. Тихонько напевая бесконечную заунывную половецкую песню, почесываясь и позевывая, подбрасывая веток в костер, он просидел так до рассвета.

Стало быть, не очень-то полагался он на дружеские взгляды, не очень-то доверял красивым словам.

Поутру расстались тепло.