Секира и меч

Дело в том, что жили в Сельце две молоденькие вдовушки, с коими Корнил уже полгода как водил близкое знакомство: сначала с одной, потом с другой, а затем и с обеими вместе… А что? Князю можно с девицами баловаться, а ему, десятнику, нельзя? Вот уж нет! Ему-то, десятнику, человеку менее заметному, этим делом заниматься сам Бог велел… А заодно, может, и Глеба поймать.

В эти места Корнил особенно охотно ездил ловить Глеба. И при жизни Аскольда приезжал, и вот теперь нагрянул…

В дом к каждому из Аскольдовых сыновей поставил Корнил по два человека. Двоих расположил на выходе из Сельца, двоих — на входе. Десяток оставил при себе. Переночевать думал Корнил в доме Аскольда.

Дом этот был просторный: в нем с легкостью разместились бы и полсотни человек. Однако ночи уже были теплые, вовсю цвели сады, и дружина устроилась на ночлег во дворе под деревьями.

Десятник отпустил Аскольдовых сыновей, велел позвать тех двух вдовушек. Арина и Феодора скоренько явились на зов. И им сказал Корнил топить баню.

Потом и сам пришел, в предбаннике скинул одежду.

Слышал Корнил разговор вдовушек из-за двери.

Арина сказала:

— Вот еще! Людей бояться не будем. Если спросят, ответим… Будто силой нас к Корнилу привели.

Феодора звонко засмеялась:

— Так тебе и поверят! Всякая мужняя жена знает, что это за сила и где она расположена…

Арина тоже издала короткий смешок:

— А мы еще и сравнить можем!..

Корнил, не стыдясь наготы, ввалился в баню, и клубы пара окутали его. Десятник сел в большой кленовый чан, до половины наполненный теплой водой, и поманил пальцем вдовушек.

Те переглянулись, заулыбались и принялись за дело.

Арина мыла десятнику щелоком голову, а Феодора терла спину. Корнил, прикрыв глаза, сопел от удовольствия.

Вдовушки старались, посмеивались:

— Ты наш господин!

— Мы так ждали тебя!..

— Мы хранили тебе верность…

Корнил, не открывая глаз, поймал чью-то руку. Это была рука Арины.

Десятник сказал:

— Почеши мне грудь…

Она почесала.

Корнил, прикрывая рукой дырку в щеке, велел:

— А теперь — живот…

Быть может, от жара Арина очень раскраснелась. Она хохотнула и опустила руку в воду. Принялась чесать десятнику живот. Корнил потянулся сладко, приоткрыл один глаз:

— Ишь, разрумянилась!.. А теперь ниже…

— Что — ниже? — засмеялась Арина.

— Еще ниже чеши…

— Тут? — Арина замерла на мгновение.

— Тут, тут… — кивнул десятник. — Еще… еще…

Он жмурился от блаженства, потягивался и едва не мурлыкал.

— Дай и я почешу, — ревниво вызвалась Феодора.

— Что ж! И ты почеши, — разрешил Корнил и скользнул уверенной рукой ей под рубаху.

Арина вкрадчивым голосом сказала:

— Если наш господин будет так добр, то мы пожалуем к нему в гости, — и она кивнула на чан.

Десятник хитро засмеялся, открыл глаза и плеснул в Арину водой. Ее промокшая рубаха вмиг прилипла к телу. К стройному телу.

— Хороша! — оценил Корнил. — Пожалуй, господин будет так добр… Но сперва крикните Савелу, чтоб принес еще воды. Как принесет, запритесь. Вот тогда и я почешу…

Арина живо метнулась к двери:

— Савел!..

Дюжий дружинник не заставил себя ждать. Окутанный клубами пара, он казался огромным, как медведь…

Глеб подошел к Сельцу уже затемно. У околицы его окликнули:

— Эй! Ты кто?..

И две тени выросли за воротами.

— Я — Глеб.

— Глеб? — не поверили стражи. — Ты шутишь, малый! Глеб никогда сюда не придет. Тут же, в Сельце, целая дружина!

— И все же я пришел.

Стражи недоуменно посмотрели друг на друга. Один крикнул:

— Стой!

— Стою, — Глеб замер на месте.

Он смутно видел этих воинов; он лучше слышал их голоса. Те тихонько совещались:

— Ты поверишь, чтоб Глеб сам пришел, сам нам в руки дался?

— А вдруг и правда!

— Думаешь, это Глеб?.. А если мы возьмем его?..

— Точно! У князя будем в чести! За стол к себе посадит…

Глеб в темноте нырнул в подворотню…

— Возьмем его, пожалуй, — предложил один страж. — Ужель вдвоем не справимся?

— Возьмем! — согласился другой. — Вдвоем навалимся, скрутим…

Они всмотрелись в темноту:

— Эй, ты где?

Им не было ответа.

— Это безумец какой-то!.. Эй! Отзовись!..

Они огляделись:

— Может, спрятался?

Воины достали мечи, стали настороженно озираться. Для острастки пару раз со свистом рубанули воздух.

Один сказал:

— Нет его — как не было!

Другой вторил:

— Может, действительно не было…

— Привиделось что ли…

Они некоторое время растерянно озирались. Потом один сказал:

— Если бы был кто, взлаяли бы собаки!

— Значит, не был… — успокоился другой.

Они вложили мечи в ножны.

Тем временем Глеб уже подходил к родительскому дому. Он видел дружинников в саду. Те сидели под яблонями возле костра и о чем-то переговаривались. На вертеле поворачивали какую-то дичь.

Глеб прислушался.

Дружинники подсмеивались над Корнилом. Кто-то сказал, что сохнут по Корнилу чужие жены; несмотря на изуродованное лицо, сохнут. У костра дружно засмеялись: чужие жены не по лицу десятника сохнут… Потом сказали еще: женам-блудницам молиться надо на ту половецкую стрелу, что только щеку прострелила Корнилу, а не что-нибудь иное…

Ночной ветерок повеял на Глеба банным духом.

«Откуда мог знать Щелкун? — Глеб пригляделся к тускло светящемуся оконцу бани. — Неужто предвидел?»