Вчера перед вечером, когда всюду работа заканчивалась, он, гуляючи, прошел на территорию мебельной фабрики, чтобы разыскать на пилораме своего Ярослава, вместе с ним домой, к ужину, пойти. А пока ждал, когда освободится сын, ходил вокруг да около; увидел, что в бетонном заборе дыра, словно снарядом тут прошибло, в размах рук шириной, — и вылез через дыру наружу, прицелился в ближних кустиках нужду справить. Не особенно глубоко забрался в чащу, так, шага на два, на три — вот те раз, находка! В траве, прикрытые поверху сорванными лопухами, успевшими побуреть, лежали разного формата брусочки, доски, натуральные и те, что прессуют из опилок. Мебельные заготовки. Иные даже полированные, с аккуратными дырочками для шурупов. Кто-то из цеха натаскал, приготовил...
Ночью, уже в постели он лежал, эти заготовки не давали покоя, заснуть никак не мог. Оделся, снова направился к фабрике, крадучись, сам как вор. Рассчитывал, конечно, что, если никто не забрал товар, он тогда возьмет, сколько дотащит, все равно ведь уже не фабричное, за оградой, какие могут быть претензии.
Был у него за пазухой мешок с веревкой.
И оказалось, тут они, дощечки-планочки, не наведывался к ним еще никто, его дожидались... Ночь выпала темная, как на заказ, луна за облаками сидела. Он, торопясь, наполнял мешок — скорее, скорее, а там пустырем, овражками, задами огородов на свое подворье... И вдруг зашумело-зашуршало рядом, малость в сторонке; зат
Все остатние часы ночи, ворочаясь на кровати, Куропаткин не спал, жгло и корежило нетерпение узнать, что же такое сотворил Петька Мятлов, если он сам себе определил срок в десять лет. Уже тогда знал, что пойдет к Петьке, хоть посмотрит на него, постоит возле... А утром, только за калитку вышел, нате вам — на мебельной сейф с деньгами уперли! Ай да Петька-голубятник, новоявленный жених!
X
На пути к дому повстречал Чухлов Зинаиду, разносчицу телеграмм. Как всегда, она проворно крутила педалями велосипеда и была прямо-таки ослепительной: в белоснежной блузке, белых носочках, с тремя нитками хрустальных бус на шее, вспыхивающих удивительными огоньками, да еще ко всему этому от никелированного руля и велосипедных спиц отскакивали веселые солнечные зайчики — поневоле зажмуришься!
При виде Чухлова притормозила и, поравнявшись, спрыгнула со своего звонкого самоката.
— Григорий Силыч, не забыли, что приглашала? Свадьба у меня, так что прошу... В субботу!
— Благодарю за приглашение, Зинаида. Красавица ты. Не вру, не льщу. Верь слову, так сказать, незаинтересованного лица... Где жить-то с Петром будете?
— Так у него ж домина — хоть отряд солдат на постой определяй. Вдвоем с матерью всего. А у нас, иль не знаете, орава какая... К нему!
— А спрошу тебя, Зинаида, по-соседски... Замуж выйти — это, понимаешь, потом жизнь вдвоем мыкать. Как он, Петр, сейчас? Кроме голубей да рыбы... повзрослел? За воротник шибко не закладывает, в картишки на монету не поигрывает? Как тебе будет с ним, думала?
— Один ли день, Григорий Силыч, думала! — Скуластое личико Зинаиды стало очень серьезным, с грустинкой. — Он ведь душевный, Григорий Силыч, теплый характером. Послушный должен быть. Но мамка избаловала его, на всем готовеньком, сладком рос у нее, нужды-печали не ведал, сколько лет одни голуби да рыбалка с охотой... Все давно мужики, а он вроде б как парень, мальчик при мамке своей...
— Так, — поддакнул Чухлов и свое вставил: — Однако мальчик-то мальчик, а винцо прихлебывал, по канавам спал. Тебе, Зинаида, тут строже надо быть.
— Дай срок, Григорий Силыч, справлюсь! — Зинаида задорно передернула худенькими плечиками.
— Желаю тебе, Зинаида...
— Справлюсь, — вновь пообещала она и пожаловалась: — Этот еще прилип сейчас, Фимкин новый деятель... чтоб его разорвало! Гошка Устюжин! С картами своими...
— Все-таки, значит, поигрывает Петр? На деньги?
— Кто их разберет! На интерес вроде, на кружку пива...
— Плохо, Зинаида!
— Чего ж хорошего! Сейчас вот заезжала, Петр под шубой лежит, озноб его колотит, мать горячим молоком с медом отпаивает. На рыбалке с этим проклятым Гошкой были — лодка у них перевернулась, чуть, говорит, не утонул...
— Простыть сейчас мудрено, Зинаида, особенно рыбаку, дружному с природой. Это он от испуга.
— Я, Григорий Силыч, и говорю ему: погоди, дурачок, твой Гошка совсем тебя утопит, голову тебе отвинтит.