Сейчас и навечно

– Нет-нет-нет. Ты постоянно так делаешь, – прошипела я.

Я постоянно позволяла физическому влечению тянуть меня на дно, моментально забывая про свою работу над собой, и терялась в прикосновениях мужчины, в удовольствии, во внимании, которое говорило, что меня хотят.

С Сойером все казалось в сотни раз опаснее – он не походил на других парней, с которыми я обычно встречалась. Он был студентом юридического факультета, с блестящей карьерой впереди и маленькой дочкой.

Я закрыла глаза. «Это плохо. Очень плохо».

Только это совсем не казалось мне чем-то плохим.

– Скоро покажется, если он узнает, куда ты ходишь три раза в неделю, – сказала я вслух. На меня словно вылили ведро ледяной воды, которая потушила приятное тепло, смывая воспоминания о его коже под моими ладонями.

Слезы собрались в уголках глаз, но я смахнула их, приводя себя в чувство.

* * *

В течение следующих двух недель жизнь протекала по одному и тому же сценарию: работа в спа, собрания АН, репетиции. На танцах меня поставили в пару с парнем по имени Райан Деннинг, который, судя по всему, прошел отбор благодаря тому, что выглядел чертовски сексуально в танцевальных шортах с голым торсом. Горячий, но до смешного неуклюжий. Я проводила большую часть репетиций, уворачиваясь от его сокрушительных ног и незаметно поправляя его неверные позиции и движения.

– Прости за это, – сказал однажды Райан, после того как оступился, больно ударив меня своей головой. – Паула моя кузина, и вот я здесь. Я не профессионал, уж точно.

«Я, как ни странно, была права».

Я потерла лоб, на котором уже образовалась шишка, и попыталась улыбнуться.

– Ничего страшного. Шоу должно продолжаться, верно?

Райан оказался не единственным. Почти вся группа была едва ли профессиональной – я чувствовала себя так, словно присоединилась к школьному кружку танцев, где любили экспериментировать. Грег, режиссер, слишком напыщенно описывал свое «видение», но помимо этого и листовок на фонарных столбах, больше нигде не давал рекламу.

Но я исправно посещала каждую репетицию и выкладывалась на полную, несмотря на то, что другие танцоры – особенно три девушки – почти не разговаривали со мной. Ведущая танцовщица, Анна-Мария, даже не смотрела в мою сторону, лишь изредка бросала косые оценивающие взгляды. А после окончания репетиции все всегда отправлялись выпить без меня.

– Дарлин, – услышала я однажды шепот за спиной. – Звучит, как официантка из дешевой забегаловки на заправке.

Я быстрым шагом покинула зал, преследуемая ехидным хихиканьем.

* * *

Субботним утром я проснулась на рассвете. Рабочий график оставил свой отпечаток, и теперь у меня не получалось спать долго. Из-за аномальной жары на улице в студии было ужасно душно. Я лежала на диване в нижнем белье, наблюдая, как восходящее солнце заливает небо полупрозрачным светом. Рядом на столике остывал кофе, пока я гадала, что же, черт возьми, мне делать дальше.

Я не пропустила ни одного собрания анонимных наркоманов. Пусть и не участвовала в разговорах так часто, как того хотел Макс. Но чувствовала себя так, будто снова и снова читаю надгробную речь по кому-то, кто уже давно умер. А мне не хотелось воскрешать зависимую себя. Та девушка ушла, и я не хотела, чтобы она возвращалась.

Я много трудилась: мои руки и спина отваливались после каждого тяжелого рабочего дня, а после репетиций становилось еще хуже.

Я все делала правильно.

Но внутри меня сидела иная боль. Пустота.

С маленького диванчика я наблюдала за восходом солнца, вспоминая свое любимое стихотворение Сильвии Плат «Серенада простушки». Я не любила читать: большие тексты не могли удержать мое внимание. Мне нравились песни. Лирика. Стихи. Творчество, где писатель, имея бесконечный запас слов, выбирает лишь несколько.

Я была той самой простушкой. Лежа на диване в это утро, я закрыла глаза, заставив весь мир исчезнуть.

«Две недели прошло, как я не видела Сойера».

– Я создала тебя в своих мечтах, – прошептала я строки стихотворения.

Руки попытались вспомнить теплоту его кожи, заскользили по моим бедрам, задевая края нижнего белья. Меня прошибло электрическим разрядом, и я спрыгнула с дивана.

– Нет, это жульничество.

Я сжала кулаки, сделав несколько глубоких вдохов. У меня никогда не получалось остудить разгоряченную кровь. Единственное лекарство – разжечь огонь страсти внутри себя со всей силой, подпитывать его, пока он не сгорит дотла. Но до репетиции, где я смогла бы перенаправить энергию в танец, оставалось еще несколько часов.

Я надела зеленые с белыми полосками по краям шорты для бега, белую футболку, гольфы и кроссовки. Схватила телефон с наушниками, бутылку с водой и отправилась на улицу.

В двух кварталах к северу находился парк с обширным газонами, и его окружали еще более красивые строения. По периметру пролегала беговая дорожка, где я и начала свою тренировку.