Сеятель снов

Натаниэль был прав, добраться до второго отпрыска Уитлов он не смог бы, он понимал это, поэтому включил в свой план ещё одного человека. Ищейку, который собирал для него информацию весь последний год, звали Томас. Он знал Натаниэля с детства, был многим ему обязан, в том числе, жизнью, которая чуть не оборвалась в его неполные пятнадцать лет, и верен ему как старый пёс. Незадолго до дня X Натаниэль позвонил Томасу и позвал его в Карлайл, чтобы дать последнее поручение, предварительно рассказав всё, что тот должен был знать, чтобы это поручение выполнить. Конечно же, одного знания было недостаточно, главное, что требовалось от Томаса – передать это знание другому. Этим другим был ирландец по имени Джилрой О’Лири. И пока Натаниэль сидел у могил жены и сына с пистолетом в кармане, готовясь отойти в мир иной, Томас уже обрабатывал ирландца.

Они сидели в маленькой темной комнате, друг напротив друга, шторы были задёрнуты – Томас позаботился об этом, с Джилроем его никто не должен был видеть. Рядом с Томасом лежал коричневый саквояж.

– У вас отберут дочь и передадут под опеку государства, если, конечно, она выживет. Вас обвинят в том, что вы насиловали и издевались над собственной дочерью, ваше имя смешают с грязью, в тюрьме вам не прожить и суток – вас замучают и убьют за то, чего вы не совершали. Адвокаты Эллен Уитл и полиция уже у вас на хвосте, она не остановится пока не уничтожит вас, потому что вы ‒ угроза её благополучию; она богата, влиятельна и умна, от вас не останется мокрого места. Все будут свидетельствовать против вас, даже ваши друзья; присяжные возненавидят вас и признают виновным – не сомневайтесь в этом, газеты смешают вас с грязью. Всё, что сотворили с вашей дочерью, останется безнаказанным, будут и другие замученные дети. Итан Гейт – маленький мальчик, зверски убитый год назад – это их рук дело, они отрезали ему гениталии и сунули в рот, об этом не писали в газетах. Они издевались над вашей дочерью много месяцев, резали, прижигали сигаретами…

– Хватит! – взревел Джилрой, вытирая слёзы грязным и мятым рукавом коричневой рубашки в крупную клетку, – я не хочу это слышать! Не могу больше… Боже… я не знал. Она же не говорила, просто замыкалась в себе.

– Именно поэтому они и делали это с ней. Я знаю, что вы не одевали и не купали дочь, это делала её нянька. Она исчезла, её либо купили, либо убрали, одним словом – устранили как свидетеля, который мог бы дать показания в вашу защиту.

– Почему Минна мне ничего не сказала? – Джилроя сотрясали рыдания, никогда прежде он не испытывал подобного чувства, будто что-то внутри разрывается на куски, хочет выйти, но не может. Даже когда умерла Марта – его жена, настолько разрушительное чувство не посещало его.

– Она не хотела проблем. Возможно, она боялась, что обвинят её. Бедная эмигрантка, едва сводящая концы с концами в чужой стране, зачем ей скандал? У неё были и другие дети, за которыми она присматривала за деньги, и, всплыви история с вашей дочерью, кто знает, какие последствия наступили бы для Минны Катеб. Захотели бы другие родители, чтобы она присматривала за их детьми? Поймите, обвинят либо её, либо вас, никто не свяжет Мэйми с близнецами Уитлами. А поскольку вас в городе знают, как хорошего человека, не способного обидеть ребёнка, остаётся только Минна Катеб – в этом городе она никто, бедная необразованная эмигрантка, обозлённая на весь белый свет. Но сейчас и она пропала.

Джилрой молчал, но Томас не унимался. Он плёл свою паутину, заранее зная, каким будет исход его дела – ирландец попадётся, сломленные люди всегда попадаются, а Джилрой О’Лири, несомненно, сломлен, окончательно и бесповоротно.

– Вы попали в беду, мистер О’Лири. Конечно, вы можете попытаться бежать, и я помогу вам в этом случае, но разве вы захотите бежать, когда здесь остается ваша дочь?

– Томас, вы уверены, что Эллен всё знала? Я не могу в это поверить, это…

– Она не только все знала, она наняла кого-то, чтобы уничтожить все улики, связывающие эти преступления с её семьей. Концов никто никогда не найдёт. Скажу вам честно, никто и не будет их искать, вас обвинят, осудят и посадят в тюрьму. Это неизбежно.

Джилрой молчал, сидя на продавленном диване в малюсенькой комнате убогой съёмной квартиры. В руках он вертел фотографию дочки, с неё ему улыбалась славная девочка с большими карими глазами, тёмными волосами, забранными в небрежные хвостики – он так и не научился заплетать ей косички, взгляд у девочки был такой же, как у покойной матери, спокойный и нежный.

– Есть и другой путь, – сказал Томас, сидя напротив Джилроя в старом потёртом кресле. Томас, как и Натаниэль знал, что всегда есть другой путь.

– Но действовать нужно очень быстро, иначе вас посадят за решётку, где вы просидите до самого суда. Удивительно, что вы всё ещё на свободе, сама судьба предоставляет вам шанс остановить зло. И у меня есть то, что поможет вам отомстить. Око за око, мистер О’Лири.

– Я хочу увидеть дочь в последний раз, – сказал Джилрой севшим голосом, не отводя взгляда от фотографии.