Седьмой совершенный

Убайдаллах воздел руки к небу, приподнялся на стременах и закричал громовым голосом:

– Люди, я махди, которого вы ждали, я принес вам справедливость.

Как уже было сказано выше, Убайдаллах знал толк в эффектах. Все это произвело впечатление: загадочное появление на окраине города всадника на белом коне, длительное ожидание, разнотолки, заявление и видимое почтение, проявленное властелином города, сыграли свою роль. Восторженный рев был ему ответом. Убайдаллах сжал колени, и его белая лошадь двинулась вперед. Толпа расступилась перед ним. Генерал подождал немного, затем, оглянувшись и встретившись глазами с командиром отряда, сделал ему знак следовать за собой и после этого тронул своего коня.

Весть о пришествии махди распространилась с необычайной быстротой. На пути следования кортежа сбегались толпы людей. Но наряду с приветствиями махди также славили и Абу Абдаллаха.

– Да ты просто народный герой, - заметил Убайдаллах. - Посмотри, как они тебя любят.

– Мой господин, все, что я сделал, я сделал с твоим именем на устах, почтительно сказал полководец.

Особенно много людей собралось у мечети Сиди Окба. Генералу пришлось даже пустить вперед солдат, чтобы расчистить путь.

– А скажи мне, какой ступени ты достиг в иерархии нашего ордена? спросил Убайдаллах.

– Я так и остался миссионером низшего звена, - с улыбкой сказал Абу Абдаллах.

– С кем из наших людей ты общаешься?

– Я думал, что в этом уже нет необходимости.

– Ты заблуждаешься. Военные успехи вскружили тебе голову, и ты забыл о дисциплине.

Генерал промолчал.

– Надо послать за моим племянником в Саламию.

– Хорошо, я пошлю, - сказал Абу Абдаллах.

Имран, отпущенный полководцем, направился к мечети Трех Дверей и, ориентируясь от нее, нашел улицу, которая привела его к лавке, торгующей птичьими клетками. Клетки были разной величины, на любой вкус и очень красивые. Он осмотрел все, любуясь ими, слушая объяснения хозяина и согласно кивая ему.

Клетку он хотел купить для детей, которых в скором времени надеялся увидеть. Но в последний момент все же передумал, не купил. Пусть Абу сначала отпустит его, а купить он всегда успеет. Короче говоря, из суеверия, он не купил подарок, отстранил назойливого продавца, который, увидев, что покупатель уходит, тут же снизил цену вдвое и вышел из лавки. Напротив была мастерская оружейника. Имран вошел и потрогал выставленные клинки. Следующей в ряду была лавка по продаже ковров. Его усадили на табурет, подали китайского чаю и принялись расстилать перед ним ковры один за другим. Затем Имран забрел в лавку, где продавались поделки из оникса, пестрого и полосатого; шахматы, подносы, чаши, рукоятки мечей и ножей. Имран приглядел поднос для жены, но покупать не стал, отложив до отъезда. Думая о ней же, в соседней лавке он долго перебирал тонкие шерстяные ткани из Тинниса, Дамиетта, Шата и Дабика. Так он бродил, переходя из одной улочки в другую, влекомый неясным чувством, заглядывая в торговые лавки и мастерские ремесленников, пока не наткнулся на хаммам. Он вошел вовнутрь, выслушав приветствие каййима, разделся и отдался во власть хаммами, который уложив его на каменную плиту, облитую горячей водой, взбил в шайке пену и принялся намыливать, растирать и массировать его. Ощутив неземное блаженство после лишений многодневного путешествия, Имран вдруг вспомнил, как кричала за дверью рабыня, с которой махди остался наедине, покинув камеру. Но это не был крик боли или страха, в крике женщины было сладострастие.

– Скажи, любезный, - обратился Имран к банщику, - где здесь поблизости можно получить иные удовольствия?

– Господина интересуют женщины или мальчики? - вполголоса спросил банщик.

– Нет, нет, - опасливо напрягаясь, сказал Имран, - конечно женщины.

– Когда выйдете из бани, - сказал хаммами, - налево третий дом, спросите Усаму, хозяина.

– А сколько это стоит? - спросил Имран.

– Недорого, - успокоил его банщик, - вино и женщина, всего два дирхема. Но если у вас появится еще желание, то это будет стоить дороже.

Имран нашел дом Усамы, дал понять чего он хочет и его провели на второй этаж, в небольшую комнату с окном, выходящим на соседнюю улицу, такую узкую, что до противоположного дома можно было дотянуться, держа в руке меч.

– Принеси чего-нибудь, - распорядился Имран, - вина, фруктов.

Слуга исчез и вскоре вернулся с подносом, на котором было блюдо с гранатами, айвой и грушами, кувшин вина и две чаши. Положив все это на возвышение у ложа, он удалился. Рабыня оказалась гречанкой. Для публичного дома она была одета до неприличия прилично: чулки, плотная юбка до щиколоток, такая же плотная рубаха. Имран стоял у окна, поглядывая то на улицу, то на женщину. Волосы на ее висках были зачесаны подобно букве нун, и он никак не мог понять, красива она или нет.

– Как тебя зовут? - спросил Имран.

– Нура, - ответила рабыня и поклонилась.

– Угощайся, - сказал Имран, указывая на фрукты.

– Спасибо, - сказала Нура и взяла яблоко.

Имран первый раз покупал любовь, и понятия не имел, как надо вести себя с проституткой. Поэтому, выждав, когда та доест яблоко, сказал ей:

– Раздевайся.